– Кстати, забыла тебе сказать – я сегодня поймала Симона с поличным, – произнесла Фрида. – Он сидел у себя в комнате и листал… ну, ты не поверишь что.
– Симон? – переспросил Крон и представил себе их первенца. – Неужели порнографический журнал?
– Почти угадал, – развеселилась Фрида. – «Законы Норвегии». Твой экземпляр.
– Уф-ф, – посмеялся Крон, насколько мог искренне, и сглотнул.
Он смотрел на жену, и образ Алисы становился расплывчатым, как в кино. Вот она, Фрида Крон, урожденная Андресен. Лицо ее было таким же чистым и красивым, как в тот раз, когда он впервые увидел ее в аудитории. Тело слегка отяжелело, но несколько лишних килограммов сделали его еще более женственным.
– Я собиралась приготовить на завтра тайский суп, детям он тоже очень нравится. Они до сих пор вспоминают остров Самуи. Может, стоит съездить в Таиланд еще раз? Солнце, тепло и… – Она криво улыбнулась, и ее слова повисли в воздухе.
– Да, – ответил Юхан Крон и сглотнул. – Почему бы и нет?
Он взял в руки журнал и начал читать. Статью о двойном наказании.
Глава 47
– Я тут ни при чем, это все Давид, – сказал мужчина слабым, дрожащим голосом наркомана. – Он ударил Биргера по голове железным прутом.
– За то, что Биргер украл у него героин, – произнес Сон Мин Ларсен, пытаясь подавить зевоту. – А твои отпечатки пальцев оказались на пруте, потому что ты отнял его у Биргера, но было уже слишком поздно.
– Вот именно, – подтвердил свидетель и посмотрел на Сон Мина так, как будто тот только что решил кубическое уравнение. – Теперь я могу идти?
– Конечно, Каско, я тебя не задерживаю. – Сон Мин махнул рукой.
Мужчина, которого все называли Каско, потому что он когда-то продавал автомобильные страховки, поднялся, неустойчиво постоял, как будто пол в доме на улице Старгате был раскачивающейся палубой, и нетвердой походкой направился к двери, на которой висела газетная вырезка со списком заведений Осло, где продают самое дешевое пиво.
– Ты что это творишь? – сердито зашипел на напарника следователь Крипоса Маркуссен. – Зачем ты отпустил свидетеля? Мы могли бы вытянуть из него историю целиком, со всеми деталями! Этот Каско уже был у нас в руках, черт возьми! В следующий раз он может изменить показания. Торчки вечно так и делают.
– Тем больше причин позволить ему уйти сейчас, – сказал Сон Мин и отключил записывающее устройство на столе. – У нас есть простое объяснение. Лишние детали ни к чему: он либо забудет их, либо решит изменить во время дачи свидетельских показаний. А именно это и нужно защитнику, чтобы посеять семя сомнений в отношении всего рассказа. Ну что, пойдем?
– Оставаться здесь нет смысла, – сказал Маркуссен, поднимаясь.
Сон Мин кивнул и скользнул взглядом по страждущим клиентам, занявшим очередь, еще когда они с Маркуссеном только прибыли в этот бар, который открывался раньше всех других в Осло, в семь утра.
– Однако я, пожалуй, все-таки останусь, – произнес Сон Мин. – Я сегодня не завтракал.
– Ты хочешь поесть здесь?
Сон Мин понял, что имел в виду его коллега. Он и улица Старгате абсолютно не сочетались. По крайней мере, раньше так и было. Но кто знает, может, настало время опустить планку? Понизить ожидания. А начать можно прямо здесь и сейчас.
После ухода Маркуссена Ларсен схватил газеты, лежавшие на пустом соседнем столике.
Ничего об убийстве Ракели Фёуке.
И об аварии на дороге областного значения № 287 тоже ничего.
Это должно означать, что ни Уле Винтер, ни Катрина Братт пока еще не сообщили журналистам о том, что Харри Холе попал в аварию.
В случае Уле Винтера это могло быть вызвано тем, что ему требовалось время, чтобы придать вид командной работы всем совершенным Сон Мином открытиям. Обычная перепроверка подтвердит все, что выяснил Ларсен, и этого будет достаточно, чтобы впоследствии Уле Винтер представил дело как командную победу, одержанную под его мудрым руководством.
Сон Мин прочитал «Государя» Макиавелли, когда понял, что не разбирается в политических играх и стратегиях власти. Монарху, желающему сохранить власть в своей стране, Макиавелли советовал вступать в союзы и поддерживать небольших суверенов, тех, кто в любом случае не может угрожать его авторитету, чтобы они были довольны сложившимся порядком вещей; однако действительно сильных потенциальных соперников, по его мнению, необходимо было ослабить любыми средствами. То, что было актуальным для итальянских городов-государств начала XVI века, несомненно, вполне подходило и для Крипоса. Так что с Винтером все понятно.
А вот угадать мотивы, которыми руководствовалась в данном случае Катрина Братт, оказалось значительно сложнее. В ее распоряжении были целые сутки, близких погибшего уже наверняка проинформировали, и у Катрины имелось время, чтобы подготовиться к обнародованию новости о том, что один из ее сотрудников подозревается в убийстве. Тот факт, что она, возможно, испытывала какие-то чувства к Холе, не объясняет ее желания подставить себя и отдел убийств под удар критики и вызвать обвинения в том, что полицейские покрывают друг друга и утаивают правду от общественности. Ларсену казалось, что тут должно быть что-то еще, нечто более глубокое, чем просто забота о любовнике. Но что? Может быть, отчаянная надежда на чудо? На то, что Харри Холе остался в живых? Сон Мин отпил кофе из чашки и посмотрел на реку Акерсельва. Утреннее солнце освещало серые фасады на другом берегу. Ну до чего же все запутанно! Пожалуй, один только Харри Холе способен разобраться в происходящем, да и то только потому, что сидит сейчас там, на облаке, с нимбом над головой, слушает ангельское пение и видит всю картину целиком.
Он посмотрел на облако под собой.
Взял осколок зеркала и изучил свое лицо. Вокруг его головы образовался белый нимб. Со всех сторон раздавалось пение.
Он еще раз взглянул на небо.
С самого рассвета облачко неподвижно лежало там, в долине, не позволяя разглядеть покрытую льдом реку, и окутывало серым хвойный лес. Но по мере того как солнце поднималось выше, оно выжигало облако и обзор становился шире. Он надеялся, что громкое птичье пение со всех сторон утихнет.
Он мерз. Это нормально. От этого обзор становился еще лучше.
Он еще раз заглянул в осколок зеркала.
На нимбе, точнее, на повязке из белой материи, которую он отыскал в одном из ящиков в загородном доме, на том месте, где кровь просочилась через ткань, появилось красное пятно. Вероятно, будет новый шрам. Вдобавок к тому, что уже шел от уголка рта к уху.
Он поднялся со стула, прислоненного к стене домика, и вошел внутрь.
Он прошел мимо газетных вырезок на стене. Лицо на одной из них было тем самым, что он только что видел в осколке зеркала.
Он заглянул в спальню, где провел ночь, снял окровавленные простыню и пододеяльник, как две с половиной недели назад снял окровавленное белье в собственной квартире. В этот раз кровь принадлежала ему, и только ему.
