– Фрёкен Сульнес знает о твоем визите? – спросил Бьёрн.
– Да. Она сказала, что оставила ключ под ковриком на крыльце.
– Что-то мне в это слабо верится, Харри.
– Посмотрим.
Они проехали под транспортной развязкой Биспелокке и правительственным зданием, мимо нарисованной на стене картины «Крик», молодежного центра «Блиц», улицы Стенсберггата, по которой Бьёрн с Харри направлялись в квартиру последнего в ночь убийства. В тот момент Харри был в такой отключке, что не заметил бы и взрыва бомбы. Сейчас же он сидел, глубоко сосредоточившись, и прислушивался к малейшим изменениям в работе двигателя, к каждому скрипу сиденья, а когда они остановились на красный на улице Спурвейсгата около церкви Фагерборг – к почти неразличимому дыханию на заднем сиденье.
– Расскажешь, когда поймешь, что время пришло, – тихо произнес Бьёрн.
– Непременно, – пообещал Харри, и собственный голос показался ему странным.
Они поднялись на холм Нурабаккен и въехали на улицу Лидера Сагена.
– Здесь, – сказал Харри.
Бьёрн остановился. Харри продолжал сидеть.
Бьёрн немного подождал, а потом выключил зажигание. Они смотрели на погруженную во мрак виллу за забором.
– Что ты видишь? – спросил Бьёрн.
Харри пожал плечами:
– Вижу женщину ростом около метра семидесяти, но во всем остальном она значительно превосходит меня. У нее дом выше. Интеллект выше. Мораль выше.
– Ты говоришь о Кайе Сульнес? Или о той, что всегда?
– Всегда?
– О Ракели.
Харри не ответил. Он смотрел на черные окна дома за растопыренными ведьмачьими пальцами веток в саду. Дом не выдавал никаких тайн, но и не выглядел уснувшим; казалось, он затаил дыхание.
Три коротких аккорда. Слайд-гитара Дона Хелмса, исполняющего «Your Cheatin’ Heart». Бьёрн извлек из кармана телефон.
– Сообщение с незнакомого номера, – произнес он, собираясь убрать мобильник.
– Открой, – попросил Харри. – Это для меня.
Бьёрн открыл.
– Понятия не имею, от кого это и о чем идет речь, но тут написано: «Бензодиазепин флунитразепам».
– Мм… Старый знакомый по делам об изнасилованиях.
– Да. Рогипнол.
– Этот препарат можно ввести спящему с помощью шприца, и, если доза достаточно велика, он гарантированно будет в отключке часа четыре или даже пять. Он не заметит, что с ним плохо обращаются или что его переносят с места на место.
– Или насилуют.
– Вот именно. Но особенно на руку насильникам то, что флунитразепам вызывает провалы в памяти. Полный блэкаут, жертва просто-напросто не помнит ничего из случившегося.
– Наверное, поэтому его и сняли с производства.
– Однако им до сих пор торгуют из-под полы. И человек, имеющий отношение к полиции, точно знает, где его можно купить.
Снова раздался писк телефона.
– Ух ты, посыпались эсэмэски, – сказал Бьёрн. – Эту тоже прочитать?
– Ага.
Сзади донеслось хныканье, Бьёрн повернулся и посмотрел на спинку детского сиденья. Потом дыхание ребенка выровнялось, и Харри заметил, как напряжение уходит из тела Бьёрна и он снова нажимает кнопки телефона.
– Здесь написано, что потребление электроэнергии увеличилось на семнадцать с половиной киловатт в час в промежуток времени с двадцати до двадцати четырех часов. А это что значит?
– Это означает: тот, кто убил Ракель, сделал это около двадцати пятнадцати.
– Что?
– Я недавно разговаривал с одним парнем, и он проделал тот же номер. По пьяни задавил девушку, положил ее в машину и включил печку на полную мощность, чтобы тело не остыло. Он хотел заставить судмедэксперта поверить, что она умерла позже, чем на самом деле, в то время, когда у него самого содержание алкоголя в крови уже существенно снизилось.
– А вот теперь я не совсем тебя понимаю, Харри.
– Убийца – это первый человек, которого мы видим на записи, тот, что пришел пешком. Он прибыл к Ракели в двадцать ноль три, убил ее ножом с нашей кухни, врубил термостат, к которому подключены все батареи на первом этаже, и ушел, не заперев дверь. Он пришел ко мне, пьяному в стельку, и я сам не заметил, как меня накачали рогипнолом. Преступник спрятал орудие убийства между пластинками у меня в квартире, нашел ключи от «форда-эскорт», привез меня на место преступления и затащил в гостиную. Именно поэтому на записи мы видим, что человек тратит много времени на то, чтобы зайти в дом, куртка свисает с него, а сам он горбится. Убийца несет меня, как рюкзак. «Так мы выносим из боя всех наших павших», – рассказывал Бор об Афганистане и Ираке. Потом меня положили в лужу крови Ракели и предоставили самому себе.
– Вот черт! – Бьёрн почесал рыжие бакенбарды. – Но на записи не видно, чтобы кто-нибудь покидал место преступления.
– Тот человек хотел, чтобы я поверил в то, что убил Ракель, когда проснусь. А значит, я должен был обнаружить обе связки ключей в доме и увидеть, что дверь заперта изнутри. И тогда я пришел бы к выводу, что никто, кроме меня, просто не мог совершить убийство.
– Очередной вариант тайны запертой комнаты?
– Именно.
– И?..
– После того как убийца положил меня рядом с Ракелью, он запер дверь изнутри и покинул дом через окно в подвале. Только там нет решеток. Этот человек не знал о фотоловушке, но ему повезло. Камера срабатывает от движения, но поскольку он передвигался в полной темноте по другой стороне двора, ничего такого фотоловушка не зафиксировала, и он спокойно покинул место преступления. Мы приняли его за кота или птицу и не придали этому значения.
– Ты хочешь сказать – тебя… обвели вокруг пальца?
– Мною манипулировали и заставили подумать, что я убил ту, кого люблю.
– О господи, это хуже любого наказания, это настоящая пытка. Однако какой же у преступника был мотив?
– Ты сам только что его назвал. Наказание.
– Наказание? Но за что?
– За предательство. Я понял это, когда собирался покончить с собой и включил радио. «Farther along we’ll know more about it…»
[54]
– «Farther along we’ll understand why»
[55], – подхватил Бьёрн, медленно кивая.
– «Cheer up, my brother»
[56], – ответил Харри. – «Live in the sunshine. We’ll understand it all by and by»
[57].
