– Сколько смогу.
Подоспело пиво, и Олег начал медленно пить его маленькими глотками, каждый раз ставя кружку между ними, как будто они ее делили. Оба молчали. Им не требовалось разговаривать. Да они и не могли, поскольку отчаянно сдерживали молчаливые рыдания.
Когда кружка опустела, Олег вынул телефон и взглянул на экран:
– Это брат Хельги, он приехал за мной на машине и уже ждет на улице. Подкинуть тебя домой?
Харри отрицательно покачал головой:
– Спасибо, но мне надо пройтись.
– Я пришлю тебе эсэмэской адрес похоронного бюро.
– Договорились.
Они одновременно поднялись. Харри отметил, что Олег все еще чуть-чуть не дотягивает до его 193 сантиметров, а потом вспомнил, что этот забег окончен: мальчик уже вырос.
Они крепко обнялись, положив подбородки на плечи друг другу, и некоторое время так и стояли.
– Папа…
– Что?
– Когда ты позвонил и сказал, что речь пойдет о маме, я подумал, что вы решили съехаться. Это потому, что два дня назад я спросил ее, не может ли она дать тебе еще один шанс.
Харри почувствовал, что у него в груди встает ком.
– Что ты такое говоришь?
– Она ответила, что подумает об этом в выходные. Но я знаю, что она хотела. Мама очень хотела, чтобы ты вернулся.
Харри закрыл глаза и сжал челюсти так плотно, что казалось, коренные зубы сейчас треснут. Зачем ты пришла и сделала меня таким одиноким? Всего алкоголя мира не хватит, чтобы победить эту боль.
Глава 10
Значит, Ракель хотела, чтобы он вернулся.
От этого лучше или, наоборот, еще хуже?
Харри вытащил из кармана телефон, чтобы выключить его. Ага, Олег прислал сообщение с парой практических вопросов, которые ему задали в похоронном бюро. Три пропущенных звонка, наверное от журналистов, и еще один, с номера, который, насколько он помнил, принадлежал Александре из Института судебной медицины. Она что, хотела выразить соболезнования? Так написала бы эсэмэску. Или заняться сексом? Не исключено, что Александра хотела и то и другое. Эта молодая женщина несколько раз говорила ему, что возбуждается от сильных чувств, вне зависимости от того, добрые они или не очень. Ярость, радость, ненависть, боль. Но горе? М-да. Страх и стыд. Как неслыханно возбуждающе трахнуть человека, испытывающего горе. Хотя, если разобраться, существуют и более безумные фантазии. Взять хотя бы самого Харри, который сидит здесь и, буквально через несколько часов после обнаружения трупа Ракели, размышляет о возможных сексуальных желаниях Александры. Как это назвать, черт возьми?
Харри жал на кнопку отключения, пока экран не почернел, а потом опустил телефон обратно в карман брюк. Он бросил взгляд на микрофон, стоявший перед ним на столе в узкой комнате, похожей на гостиную кукольного дома. Маленький красный огонек указывал на то, что запись уже включена. Потом он посмотрел на человека, сидевшего по другую сторону стола:
– Ну что, начнем?
Сон Мин Ларсен кивнул. Вместо того чтобы повесить свое пальто от «Бёрберри» рядом с курткой Харри на крючок на стене, он положил его на спинку одного из свободных стульев.
Ларсен прочистил горло и начал:
– Тринадцатое марта, пятнадцать часов пятьдесят минут, мы находимся в комнате для допросов номер три в Полицейском управлении Осло. Допрашивает следователь Крипоса Сон Мин Ларсен, допрашиваемый – Харри Холе…
Молодой следователь говорил на таком чистом и правильном норвежском, что Харри казалось, будто он слушает старый радиоспектакль. Ларсен не отводил от него глаз и не заглядывал в свои записи, диктуя личный номер и адрес Холе. Возможно, он специально вызубрил все, чтобы произвести впечатление на своего пока еще более известного коллегу. А может быть, это была его постоянно используемая техника запугивания, призванная продемонстрировать интеллектуальное превосходство, чтобы у допрашиваемого даже и мысли не возникло солгать или попытаться манипулировать фактами. И было, разумеется, третье объяснение: у Сон Мина Ларсена просто-напросто отменная память.
– Я исхожу из того, что вы, как полицейский, знаете свои права, – сказал Ларсен. – И хочу напомнить, что вы отказались от присутствия на допросе адвоката.
– Я подозреваемый? – спросил Харри, бросив взгляд сквозь раздвинутые занавески на соседнее помещение, где, сложив на груди руки и глядя на них, сидел старший инспектор полиции Винтер.
– Это чисто формальная процедура, и вас ни в чем не подозревают, – ответил Ларсен. Он четко следовал инструкции, обратив внимание Харри на то, что допрос будет записан. После чего задал первый вопрос:
– Можете рассказать мне о ваших отношениях с убитой Ракелью Фёуке?
– Она… была моей женой.
– Вы расстались?
– Нет. Или да, она умерла.
Сон Мин Ларсен поднял глаза на Харри, будто пытаясь понять, не бросает ли тот ему вызов:
– Значит, вы не разошлись?
– Нет, не успели. Но я съехал на другую квартиру.
– Как я понял со слов других свидетелей, разрыв произошел по инициативе вашей жены. Почему вы расстались?
«Ракель хотела, чтобы я вернулся».
– Не сошлись характерами. Давай перейдем прямо к тому моменту, когда ты спрашиваешь меня о том, есть ли у меня алиби на момент убийства.
– Я понимаю, что это причиняет вам боль, но…
– Спасибо, что объяснил мне, что именно ты понимаешь, Ларсен, и твоя догадка верна, это и впрямь причиняет боль, но я предложил так поступить, потому что у меня мало времени.
– Вот как? Я так понял, что вы пока отстранены от службы.
– Да. Но мне надо незамедлительно провести очередной сеанс приема алкоголя.
– Стало быть, вы спешите?
– Да.
– И все-таки я бы хотел поговорить о ваших отношениях с убитой Ракелью Фёуке. Ваш пасынок Олег считает, что он так и не получил удовлетворительного объяснения о причинах разрыва – ни от вас, ни от своей матери. Но вряд ли ситуацию улучшило то обстоятельство, что вы, преподавая в Полицейской академии, тратили все больше и больше свободного времени на поиски некоего Свейна Финне, только что отсидевшего срок.
– Моя просьба поторопиться была завуалированной формой отказа говорить на эту тему.
– Значит, вы отказываетесь разъяснить ваши отношения с убитой?
– Я отказываюсь от перспективы обсуждать детали своей частной жизни и предлагаю перейти к обсуждению алиби в целях экономии твоего и моего времени. Чтобы вы с Винтером могли сосредоточиться на поимке виновного. Я надеюсь, из лекций ты запомнил, сколь важными являются при расследовании убийства первые сорок восемь часов: по истечении этого срока память свидетелей ослабевает, а улики обнаружить гораздо сложнее, так что в результате вероятность раскрытия преступления уменьшается наполовину. Поговорим о ночи убийства, Ларсен?
