Свейн Финне вздохнул:
– Ты и я – мы вместе зачали дитя любви в прекрасном акте соития. Но возможно, сейчас ты раскаиваешься, возможно, ты не хочешь никакого ребенка. Но ты не можешь его хладнокровно убить, пока знаешь, что это плод любви, поэтому ищешь причину, которая позволит тебе избавиться от него. – Он говорил громко и удивительно четко. Как артист на театральных подмостках, подумала она, который заботится о том, чтобы каждое его слово было слышно даже на последнем ряду. – Так что ты пытаешься обмануть свою собственную совесть, Дагни. Ты говоришь себе: «На самом деле все случилось не так, я этого вовсе не хотела, он взял меня силой». И думаешь, что сможешь заставить поверить в это и полицию тоже. Ведь Сатана сказал тебе, что я уже сидел за другие так называемые изнасилования, да?
– Ты ошибаешься, – возразила Дагни и прекратила попытки контролировать дрожь. – Ну что, пойдем в церковь? – Она слышала, что в ее голосе прозвучала мольба.
Финне склонил голову набок, как птица, которая рассматривает червяка, прежде чем схватить его. Он словно бы еще не до конца решил, оставить ли добычу в живых.
– Обещания, которые дают друг другу при вступлении в брак, – это очень серьезно, Дагни. Я не хочу, чтобы ты проявила легкомыслие или действовала поспешно. А ты кажешься… неуверенной. Может, нам стоит немного подождать?
– Хорошо, давай поговорим об этом. Но только внутри.
– Когда я сомневаюсь, – сказал Финне, – то прошу отца помочь мне принять решение.
– Отца?
– Да. Рок. – Он залез в карман брюк и достал какой-то предмет, зажав его большим и указательным пальцем. Блеснул серо-синий металл. Кубик для игры в кости.
– Ты считаешь его своим отцом?
– Рок – отец всем нам, Дагни. Итак: если выпадет «один» или «два», то мы поженимся сегодня. «Три» или «четыре» – мы подождем. Ну а если «пять» или «шесть»… – Он склонился вперед и прошептал ей в ухо: – Значит, ты предала меня и я перережу тебе горло прямо здесь и сейчас. А ты будешь стоять, как бессловесная и готовая ко всему жертвенная овца, каковой ты и являешься, и просто позволишь этому произойти. Вытяни руку.
Финне выпрямился. Дагни пристально смотрела на него. Его глаза не выражали никаких чувств – во всяком случае, знакомых ей: ни злости, ни сочувствия, ни возбуждения, ни нервозности, ни нежности, ни ненависти, ни любви. Она видела только волю. Этакую гипнотическую, повелевающую всем силу, которой не требовались ни разум, ни логика. Ей хотелось закричать. Ей хотелось убежать. Но вместо этого она послушно вытянула вперед руку.
Финне сложил ладони и потряс кубик, затем резко повернул руку, оказавшуюся снизу, и опустил ее на открытую ладонь Дагни. Она почувствовала прикосновение его теплой, сухой и шершавой кожи и задрожала.
Он убрал свою руку, посмотрел на ее ладонь и расплылся в широкой улыбке.
У Дагни снова перехватило дыхание. Она пододвинула руку к себе. Кубик показывал ей три черных глаза.
– Пока что до свидания, моя возлюбленная, – сказал Финне и посмотрел вверх. – Мое обещание остается в силе.
Дагни автоматически вслед за ним тоже подняла глаза вверх, на небо, где электрический свет уже окрасил облака в желтый свет. А когда вновь опустила взгляд, Финне уже не было. Она услышала, как на другой стороне улицы захлопнулась какая-то дверь.
Дагни развернулась и вошла в церковь. Казалось, звуки органа с последней мессы все еще висели в просторном зале. Она подошла к одной из двух исповедален у дальней стены, села в кабинку, задернула занавеску и сказала:
– Он ушел.
– Куда? – отозвался голос из-за решетки.
– Не знаю. Все равно уже поздно.
– Значит, учуял? – переспросил Харри. Его голос эхом разнесся по церкви. И хотя он мог с уверенностью утверждать, что во всем помещении, кроме них двоих, сидящих в последнем ряду, никого не было, невольно стал говорить тише. – Он сказал, что что-то чует? А затем бросил кости?
Дагни кивнула и указала на записывающее устройство, которое положила на скамью между ними.
– Там все есть.
– И Финне ни в чем не сознался?
– Нет. Только назвал себя сеятелем. Можете послушать сами.
Харри сдержал рвущиеся наружу ругательства и так сильно прижался к спинке скамьи, что она закачалась.
– И что мы теперь будем делать? – поинтересовалась Дагни.
Харри провел рукой по лицу. Но как? Как Финне мог узнать обо всем? Кроме него самого и Дагни, об операции знали только Кайя и Трульс. Может быть, он просто считал все с лица Дагни, проанализировал язык ее тела? Конечно, это возможно, женщина была сильно напугана. Да что уж теперь говорить, главный вопрос, который стоит на повестке дня: как им поступить дальше?
– Я должна увидеть, как он умирает, – сказала Дагни.
Харри кивнул:
– Финне уже стар и вряд ли долго протянет. Когда он сдохнет, я непременно пошлю вам весточку.
Дагни покачала головой:
– Вы не понимаете. Я должна видеть собственными глазами сам момент его смерти. В противном случае мое сознание не примет тот факт, что Финне больше нет, и он будет являться ко мне во сне. В точности как моя мама.
Телефон негромко звякнул, сообщая об эсэмэске, и Дагни вынула из кармана серебристого цвета мобильник.
А Харри внезапно сообразил, что Ракель еще ни разу не приходила к нему во сне после того, как он увидел ее труп. Пока не приходила. Почему? И он понял, что хочет, что страстно желает, чтобы она пришла к нему, пусть лучше маска смерти и ползающие в уголках губ черви, чем эта ничем не заполненная холодная пустота.
– Господи Исусе, – прошептала Дагни.
Свет, исходящий от сотового, освещал ее лицо: рот разинут, глаза широко раскрыты.
Телефон со звоном упал на пол и остался лежать дисплеем вверх. Харри наклонился. Видео уже было проиграно и остановилось на последнем кадре – с циферблатом, на котором горели красные цифры. Он нажал на кнопку воспроизведения, и запись пошла сначала. Звук отсутствовал, изображение было зернистым, но Харри смог различить снятый с близкого расстояния белый живот с раной, откуда, пульсируя, лилась кровь. В кадре появилась волосатая рука с часами на сером ремешке. Все происходило очень быстро. Рука погрузилась в рану так глубоко, что часы активировались и засветились, а из раны вылилось еще больше крови. Камера приблизила циферблат, а потом картинка застыла. Конец фильма. Харри попытался заглушить подступившую к горлу рвоту.
– Что… что это было? – заикаясь, спросила Дагни.
– Я не знаю, – ответил Харри, пристально глядя на последний кадр с циферблатом. – Я не знаю, – повторил он.
– Я не хочу… – начала Дагни. – Он и меня убьет, а вы не сможете остановить его в одиночку. Потому что вы один, так ведь?
– Да, – признался Харри. – Я один.
