– Конечно-конечно, – кивнул Крон. – Я вовсе не хочу заострять на этом внимание, просто к слову пришлось.
– Это первое, – гнул свое Хаген. – Теперь дальше. Вы, надеюсь, понимаете, что заключение сделок такого рода, как вы нам предлагаете, обычно не практикуется полицией Норвегии. Сокращение срока – да. Но снятие обвинений в трех изнасилованиях…
– Я понимаю, что начальник полиции имеет все основания возражать, но будет ли мне дозволено напомнить, что моему клиенту далеко за семьдесят и, при условии вынесения ему обвинительного приговора по делу об убийстве, он достигнет в тюрьме весьма преклонного возраста и вряд ли вообще выйдет на свободу. Честно говоря, я не вижу особой разницы в том, за что именно он понесет наказание. Так что, вместо того чтобы придерживаться принципов, от которых никому нет проку, может быть, мы лучше спросим женщин, которые подали заявления, что бы они предпочли: чтобы Свейн Финне умер в камере, отбывая двенадцатилетний срок, или чтобы они вновь могли повстречаться с ним на улице через четыре года? Что касается компенсации жертвам насилия, то я уверен, что мой клиент и его предполагаемые жертвы могут прийти к полюбовному соглашению во внесудебном порядке.
Крон протянул папку своей ассистентке, и Катрина заметила, как та украдкой взглянула на него со смешанным чувством страха, восхищения и влюбленности. Она была совершенно уверена, что эти двое пользуются темной кожаной мебелью адвокатской фирмы в нерабочее время.
– Спасибо, ваша позиция нам абсолютно ясна, – сказал Хаген, встал и протянул адвокату руку через стол. – Мы сообщим о своем решении в ближайшее время.
Катрина тоже встала и, пожав на удивление влажную и мягкую ладонь, поинтересовалась:
– А как ваш клиент себя чувствует?
Крон серьезно посмотрел на нее:
– Естественно, он морально сломлен и очень переживает.
Катрина понимала, что лучше бы промолчать, но не смогла сдержаться:
– Может, прихватите с собой венскую булочку, чтобы подбодрить его? Их все равно выбросят.
Крон пару секунд не отрываясь смотрел на нее, а потом перевел взгляд на начальника полиции:
– Всего доброго, и надеюсь, вы свяжетесь со мной в течение дня.
Катрина со злорадством наблюдала, как дамочка-прихвостень Крона семенит рядом с шефом: юбка у красавицы была такой тесной, что ей приходилось делать по три шага на каждый его шаг. А затем прикинула, какие могут быть последствия, если в тот момент, когда эта парочка будет выходить из здания, она швырнет на них с шестого этажа венские булочки.
– Ну? – спросил Гуннар Хаген, после того как дверь за посетителями закрылась.
– И почему это, интересно, адвокатов всегда представляют одинокими рыцарями справедливости?
Хаген тихо засмеялся:
– Они должны противостоять полицейскому государству, Катрина, а объективность никогда не была твоей сильной стороной. Как и сдержанность.
– Сдержанность?
– Ну а кто предложил угостить Финне венскими булочками?
Катрина пожала плечами:
– Что думаете о предложении Крона?
Хаген потер подбородок:
– Да уж, проблема. С одной стороны, убийство Ракели получило широкий резонанс и по данному делу на нас давят с каждым днем все больше, так что, если нам не удастся осудить Финне, это станет поражением десятилетия. С другой стороны, в последние годы внимание общества к преступникам-насильникам, разгуливающим на свободе, повышено, а если мы еще откажемся от трех заявлений… Как ты считаешь, Катрина?
– Я ненавижу этого типа, но он выдвинул вполне разумное предложение. Думаю, нам следует быть прагматичными и рассматривать всю картину в целом. Позвольте мне поговорить с женщинами, которые подали заявления на Финне. Постараюсь их убедить.
– Вот как? – Хаген осторожно кашлянул. – Кстати, об объективности…
– Да?
– Твоя точка зрения никак не зависит от того факта, что в этом случае Харри также может избежать наказания?
– А это тут при чем?
– Вы очень тесно работали вместе и…
– И что?
– И я не слепой, Катрина.
Она подошла к окну и посмотрела на пешеходную дорожку, идущую от Полицейского управления Осло через парк Бутспаркен к улице Грёнландслейре, по которой медленно двигался транспорт. Снег в парке окончательно сдал свои позиции.
– Вы когда-нибудь совершали поступки, о которых впоследствии сожалели, Гуннар? Я хочу сказать, по-настоящему сожалели.
– Хм… Мы все еще говорим о полицейской работе?
– Не обязательно.
– Ты что-то хочешь рассказать мне?
Катрина подумала, что ей стало бы намного легче, если бы она кому-нибудь рассказала правду. Если бы хоть кто-то узнал. Раньше она надеялась, что бремя тайны со временем станет легче, но все оказалось наоборот: оно становилось тяжелее с каждым днем.
– Я понимаю его, – тихо сказала она.
– Крона?
– Нет, Свейна Финне. Я понимаю, почему он хочет сознаться.
Глава 22
Дагни Йенсен опустила ладони на холодную кафедру и посмотрела на темноволосую женщину-полицейского, сидевшую за партой прямо перед ней. Была перемена, и на школьном дворе за окном слышались крики и смех ребятишек.
– Я понимаю, что это непростое решение, – говорила женщина, представившаяся Катриной Братт, начальником отдела по расследованию убийств Полицейского управления Осло.
– Судя по всему, это решение уже приняли за меня, – заметила Дагни.
– Конечно, мы не можем заставить вас забрать свое заявление, – произнесла Братт.
– Но в действительности вы занимаетесь именно этим, – сказала Дагни. – Вы перекладываете на меня ответственность за то, чтобы Финне осудили по делу об убийстве.
Женщина-полицейский опустила глаза.
– Знаете, в чем основная задача норвежской народной школы? – спросила Дагни. – Научить учеников быть ответственными членами общества: тому, что, с одной стороны, у гражданина есть обязанности, а с другой – быть им большая честь. Конечно, я заберу свое заявление, если в этом случае Свейна Финне упрячут за решетку до конца его жизни.
– Что касается компенсации жертвам насилия…
– Мне не нужны деньги. Я просто хочу забыть все это. – Дагни посмотрела на часы. До звонка оставалось четыре минуты. И это наполнило ее сердце радостью. Даже спустя десять лет после начала преподавательской карьеры она радовалась возможности давать молодым людям знания, которые, по ее глубокому убеждению, могли помочь им обрести лучшее будущее. Именно в этом и заключается весь смысл профессии педагога. Дагни занималась любимым делом и приносила людям пользу. А кроме этого, ей, в сущности, ничего и не было нужно. Ну разве что забыть весь этот кошмар. – Вы обещаете, что его осудят?
