– И ему удается скрывать это на работе?
– Мы видим то, что хотим видеть. А у Руара всегда хорошо получалось производить желаемое впечатление. Он умеет внушить людям доверие.
– И вы тоже?
Пиа вздохнула:
– Мой муж неплохой человек. Но он слишком многое пережил.
– Скажите, а он берет с собой оружие на эти ночные патрулирования?
– Этого я не знаю. Руар уходит после того, как я ложусь.
– Вам известно, где он был в ночь убийства?
– Я спросила его об этом, после того как вы спросили меня. Он сказал, что спал в бывшей комнате Юны.
– Но вы ему не поверили.
– Почему вы так считаете?
– В противном случае вы бы рассказали полиции, что он ночевал в другой комнате. Вы солгали, потому что думали, будто у нас есть на вашего мужа что-то еще, из-за чего ему требуется алиби более надежное, чем правда.
– Вы же не хотите сказать, что серьезно подозреваете Руара в убийстве, Холе?
Харри смотрел на пару лебедей, плывущую в их сторону. Он заметил отблеск света с другой стороны шоссе. Наверное, кто-то открыл окно.
– Посттравматическое расстройство, – произнес Харри. – А что за травма у вашего супруга?
Она вздохнула:
– Я не знаю. Всё вместе. Кризис среднего возраста. Ирак. Афганистан. Но ясное дело, когда Руар вернулся домой из последней командировки и заявил, что уволился из армии, я поняла: что-то случилось. Он очень изменился. Закрылся. Я долго его доставала своими расспросами, и в конце концов он неохотно признался, что кого-то убил в Афганистане. Хотя, разумеется, они находятся там как раз для этого, однако все случившееся оказало на мужа такое сильное воздействие, что он отказался говорить на эту тему. Но во всяком случае, он продолжал жить.
– А сейчас это не так?
Пиа посмотрела на него взглядом потерпевшего кораблекрушение. И Харри понял, почему она так легко открылась ему, чужаку. «Только не в нашем районе». Она хотела излить душу, она отчаянно стремилась к этому, но до сих пор не находила человека, с которым можно поговорить.
– После того как Ракель Фёуке… как ваша жена умерла, Руар совершенно сломался. Он… он больше не продолжает жить, нет.
Снова отблеск. И внезапно Харри понял, что этот отблеск – приблизительно из того места, где располагается вилла Боров. Харри замер. Краем глаза он что-то заметил на белой спинке скамейки между ними, что-то дрожащее, перемещающееся, исчезающее, как красное насекомое, быстрое и беззвучное. Но в марте здесь не бывает насекомых.
Харри молниеносно нагнулся вперед, уперся каблуками в землю, оттолкнулся и откинулся на спинку скамейки. Пиа Бор закричала, когда скамейка перевернулась и они упали. Харри схватил женщину и потащил ее в сточную канаву позади скамейки. Потом он пополз, извиваясь, по грязи, Пиа следовала за ним. Он остановился, посмотрел на район за шоссе и увидел, что между ними и тем местом, откуда исходил отблеск, оказалась ива. На дорожке неподалеку остановился какой-то мужчина в толстовке с капюшоном, гулявший с ротвейлером. Казалось, он размышляет, стоит ли ему вмешаться в происходящее.
– Полиция! – прокричал Харри. – Немедленно уходите оттуда! Здесь работает снайпер!
Харри увидел, как пожилая женщина развернулась и поспешила прочь, но хозяин ротвейлера продолжал стоять.
Пиа пыталась вырваться, но Харри навалился на маленькую женщину всем своим телом так, что они оказались лицом к лицу.
– Значит, ваш муж все же дома, – сказал он, вынимая телефон. – Поэтому вы не дали мне войти. И поэтому не заперли дверь, когда мы уходили.
Он набрал номер.
– Нет! – закричала Пиа.
– Дежурная служба полиции, – сообщил голос в телефоне.
– Инспектор полиции Холе. Хочу сообщить о вооруженном мужчине…
Телефон выхватили из его руки.
– Руар просто использует оптический прицел в качестве бинокля. – Пиа Бор приложила трубку к уху. – Простите, мы ошиблись номером. Она дала отбой и вернула Харри мобильник, не преминув заметить: – Разве не это вы сказали мне, когда звонили сегодня по телефону?
Харри не шевелился.
– Вы довольно тяжелый, Холе. Не могли бы вы…
– Откуда мне знать, что я не получу пулю в лоб, если встану?
– Не бойтесь, этого не случится. Потому что красная точка была на вашем лбу с той самой минуты, как мы уселись на скамейку.
Харри посмотрел на нее, потом уперся ладонями в холодную грязь и поднялся. Он встал и, прищурившись, посмотрел на местность по ту сторону шоссе. Затем он повернулся, чтобы помочь Пиа Бор, но она уже была на ногах. С ее джинсов и куртки падали черные капли грязи. Харри вынул из пачки «Кэмела» сломанную сигарету.
– Теперь ваш муж ударится в бега?
– Думаю, да, – вздохнула Пиа Бор. – Вы должны понимать, что в данный момент он находится в подавленном состоянии и очень напуган.
– Куда он отправится?
– Понятия не имею.
– Вы ведь знаете, что противодействие полиции уголовно наказуемо, фру Бор? Нельзя нарушать законы.
– Вы сейчас говорите обо мне или о моем муже? – уточнила она, отряхивая джинсы на бедрах. – А может, о себе?
– Простите?
– Вряд ли начальство позволило вам расследовать убийство собственной жены, Холе. Вы здесь в качестве частного сыщика. Или, скорее, сыщика-нелегала.
Харри оторвал сломанный кончик сигареты, прикурил оставшуюся часть и уставился на свою перепачканную одежду. На куртке появилась дырка от оторвавшейся пуговицы.
– Вы сообщите, если ваш муж вернется домой?
Пиа Бор кивнула в сторону пруда:
– Остерегайтесь его, он не любит людей.
Харри оглянулся и увидел, что один из лебедей держит курс прямо на них.
Когда он повернулся обратно, Пиа Бор уже уходила вверх по холму.
– В качестве сыщика-нелегала? Так и сказала?
– Ага, – подтвердил Харри, придерживая для Кайи дверь.
На вид это был самый обычный дом. Кайя объяснила, что клуб любителей настольного тенниса «Хельсос» располагается на втором этаже здания, прямо над большим продовольственным магазином.
– До сих пор игнорируешь лифты? – спросила Кайя, ускоряя шаг, чтобы успевать за Харри вверх по лестнице.
– Не люблю тесноту, – сказал Харри. – А как ты вышла на этого офицера военной полиции?
– В Кабуле служило не очень много норвежцев, и я поговорила почти со всеми, кого знала там. Мне показалось, что Гленне – единственный, кто может рассказать нам что-нибудь интересное.
Девушка за стойкой показала, куда им идти дальше. Скрип подошв о твердый пол и стук шариков для пинг-понга достигли их ушей еще прежде, чем они завернули за угол и оказались в большом просторном помещении, где два десятка людей, преимущественно мужчин, склонялись и крутились в танце каждый со своей стороны зеленого стола для настольного тенниса.
