Кайя направилась к одному из них.
Двое мужчин перекидывали друг другу шарик по диагонали через сетку, каждый раз по стандартной схеме: удар справа и закручивание шарика. Они почти не шевелились, только повторяли одно и то же движение: наносили удар согнутой рукой, немного разгибая кисть, при этом громко топая. Шарик летал так быстро, что рисовал белую линию между двумя соперниками, которые оказались запертыми в этой дуэли, как в зависшей компьютерной игре.
И вот одна из подач оказалась слишком сильной, и шарик, подскакивая, покатился по полу между столами.
– Черт! – воскликнул проигравший, спортивный мужчина лет сорока или пятидесяти, в черной повязке на седых, подстриженных по-военному коротко волосах.
– Ты не просчитываешь кручение, – сказал второй игрок и ушел за шариком.
– Йорн! – позвала Кайя.
– Кайя! – осклабился теннисист в повязке. – Рад тебя видеть.
Они обнялись. Кайя представила мужчин друг другу.
– Спасибо, что согласились встретиться с нами, – сказал Харри.
– Кто же откажется встретиться с этой прелестной фрёкен? – галантно произнес Гленне, в глазах которого до сих пор светилась улыбка, и пожал руку Харри с такой силой, что можно было подумать, будто он бросает ему вызов. – Но если бы я знал, что она приведет с собой, так сказать, дублера…
Кайя и Гленне рассмеялись.
– Давайте выпьем кофе, – предложил он и положил ракетку на стол.
– А как же твой партнер? – спросила Кайя.
– Это мой тренер. Он куплен и оплачен, – ответил Гленне, показывая им дорогу в кафе. – Мы с Коннолли этой осенью встретимся в Джубе, и я должен быть готов.
– Это наш американский коллега, – объяснила Кайя Харри. – Они вели бесконечный поединок по настольному теннису все то время, что мы были в Кабуле.
– А не хочешь поехать со мной? – спросил Гленне. – У твоей конторы наверняка найдется там для тебя работа.
– В Южном Судане? Как там сейчас обстановка?
– Да как и раньше. Гражданская война, голод, конфликт между динка и нуэрами, каннибализм, групповые изнасилования. А уж оружия у них там больше, чем во всем Афганистане.
– Пожалуй, я подумаю, – сказала Кайя, и по выражению ее лица Харри понял, что она не шутит.
Они взяли кофе в похожем на столовую кафе и уселись за столик у грязного окошка с видом на мельницу Бьёльсен-Валсемёлле и реку Акерсельва. Йорн Гленне заговорил сам, еще до того, как Харри и Кайя стали задавать ему вопросы.
– Я согласился встретиться с вами, потому что здорово поругался с Руаром Бором в Кабуле. Там изнасиловали и убили женщину, которая была его личной переводчицей. Хазарейку. В общей массе хазарейцы – это простые бедные крестьяне без образования. Но эта молодая женщина, Хела…
– Хала, – поправила его Кайя. – В переводе это значит «ореол вокруг полной луны».
– …самостоятельно выучила английский и еще более или менее французский. А также изучала норвежский. Ну просто удивительные способности к языкам. Ее нашли прямо возле дома, где она жила вместе с другими женщинами, работавшими на коалицию и гуманитарные организации. Да ты ведь тоже жила там, Кайя.
Кайя кивнула.
– Мы подозревали талибов или кого-нибудь из односельчан этой девушки. Как вам известно, понятие чести высоко чтится суннитами, а еще сильнее хазарейцами. А ведь Хала работала на нас, неверных, общалась с мужчинами и одевалась в западную одежду – этого вполне могло хватить для совершения показательного убийства.
– Я слышал об убийствах чести, – сказал Харри. – Но изнасилование чести?
Гленне пожал плечами:
– Одно могло повлечь за собой другое. Но кто знает? Бор всячески препятствовал нашему расследованию.
– Вот как?
– Труп обнаружили в непосредственной близости от дома, охрану которого обеспечивали мы. И все же Бор передал расследование местной афганской полиции. Когда я выразил протест, он заявил, что в задачи военной полиции – в данном случае речь шла обо мне и еще об одном человеке – входит оказывать содействие своему начальнику, то есть ему, и обеспечивать правовую защиту норвежскому контингенту за границей, а не заниматься самодеятельностью. И это несмотря на то, что он прекрасно знал: афганская полиция не располагает ни ресурсами, ни техническими возможностями, которые нам кажутся вполне обычными. Дактилоскопия у них считается новомодным методом, а анализ ДНК – вообще чем-то из области фантастики.
– Бор должен был учитывать политические факторы, – вставила Кайя. – Местные жители и так уже начали выражать недовольство тем, что западные силы присвоили себе слишком много власти, а Хала была афганкой.
– Она была хазарейкой, – фыркнул Гленне. – Бор знал, что это дело не войдет в число приоритетных, как это произошло бы, окажись потерпевшая пуштункой. Ладно, мы все-таки сделали вскрытие и обнаружили остатки флуни-чего-то-там. Это вещество мужчины подмешивают в напитки женщинам, которых собираются изнасиловать.
– Флунитразепам, – сказала Кайя. – Вроде рогипнола.
– Именно. Неужели, по-вашему, афганец станет тратить деньги на то, чтобы опоить женщину, перед тем как ее убить? Абсурд!
– Хм…
– Понятно, черт возьми, что тут замешан иностранец! – Гленне стукнул ладонью по столу. – Было ли дело раскрыто? Конечно нет.
– Вы считаете… – Харри отпил кофе. Сперва он хотел сформулировать вопрос более обтекаемо, но, подняв глаза и встретившись взглядом с Йорном Гленне, передумал и спросил прямо в лоб: – Считаете, что за убийством мог стоять Руар Бор и он намеренно поручил вести следствие тем, у кого было меньше всего шансов его поймать? Вы поэтому захотели с нами поговорить?
Гленне заморгал и открыл рот, но ответа не последовало.
– Послушай, Йорн, – сказала Кайя. – Нам известно, что Бор рассказал своей жене, что убил кого-то в Афганистане. Кроме того, я разговаривала с Яном…
– А кто это?
– Инструктор спецназа. Такой высокий, светловолосый…
– А, помню, тот, что потерял от тебя голову. Еще один!
– Речь не об этом, – сказала Кайя, скромно опустив глаза, и Харри разгадал ее маневр: таким образом она хочет подтолкнуть словоохотливого Гленне к еще большей откровенности. – Так вот, Ян говорит, что в их регистре за Бором не значится ни confirmed, ни claimed kills
[34]. Как главный командный чин, он, конечно, не так часто бывал на боевых операциях, но факт остается фактом: в его послужном списке и в предыдущие годы убийств тоже не зарегистрировано, хотя тогда Бор фактически находился в зоне боевых действий.
– Я знаю, – кивнул Гленне. – Спецназ официально не был в Басре, но Бор проходил там обучение в американском лагере. По слухам, на его глазах разворачивался не один бой, но он тем не менее, так сказать, остался девственником. И лишь единственный раз Бор худо-бедно участвовал в военных действиях в Афганистане. Помнишь тот случай, когда сержанта Воге захватил талибан?
