– Ну еще бы! – кивнула Кайя.
– Что за случай? – заинтересовался Харри.
Гленне пожал плечами:
– Бор и Воге, находясь в длительной поездке, остановились посреди пустыни, потому что сержанту приспичило сходить по-большому. Сержант зашел за груду камней и… пропал. Когда Воге не вернулся через двадцать минут и не откликнулся на зов, Бор, как указано в его рапорте, вышел из машины и отправился на поиски. Но я совершенно уверен, что на самом деле он остался в машине.
– Почему?
– Да потому, что дело происходило в пустыне. Один или два крестьянина из талибана с простыми ружьями и ножами наверняка прятались за той грудой камней и поджидали, когда туда придет Бор. И Бор, конечно, об этом знал. Как знал и то, что в пуленепробиваемом автомобиле на открытом пространстве он был в безопасности. Он прекрасно понимал, что свидетелей нет, уличить его во лжи будет некому. Так что Бор просто-напросто запер двери и связался с лагерем. По словам военных, если я правильно помню, от лагеря до того места добираться часов пять, не меньше. Спустя два дня в нескольких часах езды на север от места происшествия афганские военные нашли на асфальте кровавый след, растянувшийся на несколько километров. Случается, талибы пытают своих пленников, привязывая их к повозкам. А перед деревней, расположенной еще севернее, на палке у дороги торчала голова. Асфальтом с нее содрало лицо, но анализ ДНК, проведенный в Париже, подтвердил, что голова точно принадлежала сержанту Воге.
– Хм… – Харри покрутил в руках чашку. – Скажите, Гленне, вы так думаете о Боре, потому что сами на его месте поступили бы точно так же?
Офицер военной полиции пожал плечами:
– У меня нет иллюзий. Все мы люди и выбираем путь наименьшего сопротивления. Но не я был на его месте.
– И что?
– А то, что я сужу других так же строго, как судил бы и себя. Может быть, Бор тоже терзался угрызениями совести. Для командира терять своих людей очень тяжело. В общем, после этого случая Бор изменился.
– Значит, вы думаете, что Бор изнасиловал и убил свою переводчицу, однако сломался он по другой причине – потому что его сержанта захватил талибан?
Гленне пожал плечами:
– Как я уже говорил, мне не дали расследовать это дело, поэтому все, чем я располагаю, – это гипотезы.
– И какова же наиболее убедительная из них?
– Изнасилование было прикрытием, преступник хотел, чтобы все выглядело как убийство на сексуальной почве. Это заставило бы полицию искать в первую очередь среди обычных подозреваемых, извращенцев. А их в Кабуле очень немного.
– Прикрытием для чего?
– Для того, что задумал Бор на самом деле. Ему непременно надо было кого-нибудь убить.
– Кого-нибудь?
– У Бора, как вы помните, не было на счету ни одного убийства. А для спецназовцев это большая проблема.
– Серьезно? Неужели они настолько кровожадные?
– Да нет, но… как бы вам объяснить? – Гленне покачал головой. – Спецназовцев старой школы, тех, что пришли из школы десантников, готовили к длительным операциям по сбору информации за линией фронта. Что в этом случае самое важное? Терпение и выносливость. Они были, образно выражаясь, бегунами на длинные дистанции, понятно? А теперь возьмем Бора. Фокус сместился на антитеррористические операции в городских условиях. И если продолжать аналогию со спортсменами, то новые спецназовцы – это хоккеисты. Понимаете? И вот в этой новой среде поползли слухи о том, что Бор был… – Гленне скривился, как будто ему не нравился вкус слова, готового слететь с его языка.
– Трусом? – подсказал Харри.
– Бессильным. Подумайте, какой стыд. Ты командир и при этом девственник. Девственник не потому, что у тебя не было шанса, ведь, несмотря ни на что, в спецназе есть солдаты, ни разу не оказывавшиеся в ситуации, когда им пришлось бы убить. Девственник потому, что ты не воспользовался ситуацией, когда было нужно. Понимаете?
Харри кивнул.
– Как опытный человек, давно находящийся в игре, Бор знал, что первое убийство – самое сложное, – продолжал Гленне. – После первой пролитой крови станет легче. Намного легче. И он выбрал совсем простую жертву. Женщину, которая не станет сопротивляться, которая полностью ему доверяет и не заподозрит неладное. Ненавидимая хазарейка, шиитка в суннитской стране. У многих мог быть мотив ее убить. А потом Бор, возможно, вошел во вкус. Убийство – это совершенно особое переживание. Лучше, чем секс.
– Правда?
– Так говорят. Спросите спецназовцев. Только попросите их ответить совершенно честно.
Двое мужчин некоторое время смотрели в глаза друг другу, а потом Гленне перевел взгляд на Кайю:
– До сих пор это были просто мысли, которые вертелись у меня в голове. Но если Бор признался жене, что он убил Хелу…
– Халу.
– …то можете рассчитывать на мою помощь. – Гленне допил свой кофе. – Ну ладно, я пошел. Коннолли не дремлет, мне надо тренироваться.
– Ну? – спросила Кайя, когда они с Харри вышли на улицу. – Что скажешь о Гленне?
– Думаю, он бьет слишком далеко, потому что не просчитывает кручение.
– Смешно.
– Это метафора. Гленне делает далекоидущие выводы, основываясь лишь на траектории шарика, не анализируя движения ракетки противника.
– Подобная тарабарщина должна убедить меня, что ты разбираешься в настольном теннисе?
Харри пожал плечами:
– В подвале дома Эйстейна стоял столик для пинг-понга. Мы торчали там с десятилетнего возраста. Он, я и Треска. Играли под музыку группы «Кинг Кримзон». Когда нам стукнуло шестнадцать, мы лучше разбирались в кручении шарика и прогрессивном роке, чем в девочках, можно так сказать. Мы… – Харри внезапно замолчал, и лицо его искривила гримаса.
– Что с тобой? – спросила Кайя.
– Извини, я несу всякую чушь, я… – Он закрыл глаза. – Я болтаю, чтобы не проснуться.
– Не проснуться?
Харри сделал вдох:
– Я сплю. И пока я сплю, пока мне удается оставаться внутри сновидения, я могу продолжать искать убийцу. Но иногда, вот как сейчас, я выскальзываю из сна. Мне приходится сосредоточиться на том, чтобы спать, потому что если я проснусь…
– То что?
– Тогда я буду знать, что это правда. И сразу умру.
Харри прислушался. Шорох шин по асфальту. Рокот маленького водопада на реке Акерсельва.
– Похоже на то, что мой психотерапевт называет lucid dream, – донесся до него голос Кайи. – Осознанные сновидения – состояние, в котором человек понимает, что видит сон, и может его контролировать. Именно поэтому мы делаем все, что можем, чтобы оставаться там.
Харри помотал головой:
– Я ничего не контролирую. Я только хочу найти того, кто убил Ракель. А потом я проснусь. И умру.
