– Представь себе, вылетело из головы.
– Но ведь это было сравнительно недавно.
– Увы, в памяти иногда случаются пробелы. Я уверен, что ты меня понимаешь.
– Но ты же не пьешь, – возразил Харри, поднося стакан ко рту.
– Да, однако мои дни насыщены событиями, и я встречаюсь со множеством людей. Кстати, у меня сейчас куча дел…
– Что-то непохоже. – Харри оглядел пустой бар. – Посетителей вроде нет.
– Да, но я должен заблаговременно подготовиться к их появлению, заранее все спланировать, чтобы потом не сесть в лужу. Хороший план – основа успеха. Одним словом, извини, Харри, но мы больше не можем уделить тебе времени. Всего доброго…
Эйстейн проследил за тем, как за спиной Харри с треском захлопнулась дверь, а затем хотел поставить в мойку стакан, из которого пил его друг, однако на стойке его не было. Очень странно, куда же подевался пустой стакан?
– Полагаю, он в отчаянии, – заметил Рингдал, кивая на газету, лежавшую перед Эйстейном. – Пишут, что у полиции нет ничего нового. А всем известно, что́ они делают в таких случаях.
– И что же они делают? – спросил Эйстейн, бросив поиски стакана.
– Возвращаются к старому. К ранее отброшенным следам и подозрениям.
Только через некоторое время до Эйстейна дошло, что именно Рингдал имел в виду: Харри в отчаянии не оттого, что у полиции ничего нет, просто теперь полиция станет тщательнее изучать старые следы. Например, алиби самого Харри.
В помещениях криминалистического отдела в Брюне в воскресенье было пусто.
Но у компьютерного монитора в дактилоскопической лаборатории стояли два человека.
– Совпало, – провозгласил Бьёрн Хольм, выпрямляясь. – Это тот же самый отпечаток, что и на стакане из дома Ракели.
– Рингдал был там, – сказал Харри, изучая жирные отпечатки на пивном бокале, который он позаимствовал в «Ревности».
– Похоже на то.
– Помимо тех, кто посетил Ракель в ночь убийства, на протяжении нескольких недель никто не входил в ее дом и не выходил из него. Вообще никто.
– Ясно. Возможно, этот тип, Рингдал, был ее первым посетителем. Он прибыл рано вечером и потом ушел.
Харри кивнул:
– Конечно. Он мог нанести ей неожиданный визит, чтобы пригласить поработать в «Ревности», и получить стакан воды. Она отказалась, и он ушел. Все это совпадает с видеозаписью. Но вот что не совпадает, так это заявление Рингдала о том, что он ничего не помнит. Разве можно забыть о том, что был в доме, который, как нетрудно узнать из газет, через несколько часов после твоего ухода стал местом преступления, и беседовал там с женщиной, которую вскоре убили?
– Может быть, он врет, потому что боится попасть в число подозреваемых. Если Рингдал был вдвоем с Ракелью в ночь убийства, ему придется объяснять массу вещей. И даже если он действительно невиновен, то наверняка понимает, что доказать алиби не так-то просто, можно запросто оказаться если не в камере предварительного заключения, то в центре нежелательного внимания со стороны СМИ. Предъяви этому типу доказательства и посмотри, не заработает ли у него память.
– Хм… А может, нам стоит придержать карты, пока не появится больше доказательств?
– Не нам, Харри. Это твое дело. Я, как и Рингдал, придерживаюсь стратегии невмешательства.
– Кажется, ты считаешь его невиновным.
– Догадки я оставлю тебе. А я в отпуске по уходу за ребенком и не хочу после его окончания лишиться работы.
Харри кивнул:
– Ты прав: я – эгоист: ожидаю, что люди, которые мне ничего не должны, станут рисковать домом, семьей и пенсионными баллами, чтобы помочь мне.
Из коляски послышалось тихое хныканье. Бьёрн взглянул на часы, задрал свитер и достал детский рожок. Бьёрн объяснил Харри свой трюк: он засовывал рожок под плотно облегающий свитер между двумя жировыми складками на животе, чтобы поддерживать в нем температуру тела.
– О, я знаю, какого музыканта напоминает мне Рингдал, – сказал Харри, глядя, как малыш с тремя смешными большими светлыми кудряшками сосет рожок и чавкает. – Пола Саймона.
– Пола Фредерика Саймона? – воскликнул Бьёрн. – Что это ты вдруг его вспомнил?
– Дело в твоем малыше. Он похож на Арта Гарфанкела.
Харри ожидал, что Бьёрн обиженно поднимет глаза и скажет что-нибудь, но он остался сидеть склонив голову и сосредоточился на кормлении. Возможно, раздумывал, где на шкале его музыкальных предпочтений находится Арт Гарфанкел.
– Еще раз спасибо, Бьёрн, – поблагодарил друга Харри, застегивая куртку. – Мне пора.
– Ты сказал, что я тебе ничего не должен, – произнес Бьёрн, не поднимая глаз. – Это неправда.
– Понятия не имею, о чем ты.
– Если бы не ты, я бы не познакомился с Катриной.
– Познакомился бы.
– Это ты привел ее в мои объятия. Она увидела, что творится в твоей личной жизни. Ты, можно сказать, олицетворял все, чего она не хотела видеть в мужчине. А я оказался полной противоположностью тебе, и в результате дело закончилось свадьбой. Так что спасибо тебе, Харри. – Бьёрн посмотрел на него с широкой улыбкой. Глаза его увлажнились.
– О черт! – сказал Харри. – Это отцовская сентиментальность в тебе говорит?
– Возможно! – засмеялся Бьёрн и вытер глаза тыльной стороной ладони. – Так что ты теперь будешь делать? С Рингдалом?
– Ты же сказал, что не хочешь вмешиваться.
– Верно. Но ты ведь мой друг.
– Пока здесь не зарыдали двое, я побежал. – Харри посмотрел на часы и уточнил: – Я имею в виду вас двоих.
По дороге к машине Харри позвонил Кайе:
– Петер Рингдал. Посмотри, что на него есть.
В семь часов вечера было уже темно, и невидимый бесшумный моросящий дождь холодной паутиной ложился на лицо Харри, идущего по гравийной дорожке к дому Кайи.
– У нас появилась ниточка, – сказал он по телефону. – Но совсем тоненькая, я даже не могу назвать ее следом.
– У кого «у нас»? – спросил Олег.
– Я разве не говорил?
Олег не ответил.
– Мне помогает Кайя Сульнес, – пояснил Харри. – Бывшая коллега.
– А вы с ней…
– Нет…
– …не обнаружили ничего такого, о чем мне следовало бы знать? – закончил Олег свой вопрос.
– Пока ничего конкретного.
– Ясно.
Пауза.
– Думаешь, вы найдете убийцу?
– Трудно сказать, Олег.
– Ты же прекрасно знаешь, что меня такой ответ не устраивает.
– Хм… Пожалуй, мы найдем его.
