Вторая линия уже приблизилась вплотную. И потери в ней незначительные. Окинув взглядом общую картину, девушка отметила для себя некомплект в две машины. Прямо сказать, результат более чем скромный, учитывая огневое превосходство стоящих в обороне легионеров.
Часть макаронников совсем не горела желанием идти в атаку против кинжального огня. Вместо этого они начали укрываться за подбитыми машинами, выискивая цели. Один из таких умников обнаружил все-таки Алину и всадил в ее «Горбунка» снаряд. Броню не пробил. Зато заставил не просто екнуть от страха сердце девушки, но еще и вздрогнуть. А секундой позже, когда пришло осмысление происшедшего, еще и покрыться холодным потом.
Бронетяг, стрелявший в нее, укрылся в сотне метров, за подбитой ею же машиной. Судя по отсутствию рикошета, его снаряд угодил под прямым углом. И ее спас только процент непробитий итальянскими снарядами русской брони. Второй раз за последний час. Такое везение не может быть вечным.
Страх, растерянность и едва ли не паника, но она рефлекторно выставила машину ромбом. Так что следующий снаряд срикошетил. Алина, в свою очередь, для начала взяла себя в руки. Затем – на прицел башню бронетяга. Два выстрела. Рикошет и непробитие. Противник выстрелил однажды и также не добился успеха. Зато ее третий выстрел угодил в орудийную маску. Бог весть что она там ему повредила, но ствол отчего-то слегка задрался вверх, да так и замер.
Одновременно с этим она поливала наступающую пехоту из пулемета. Только и того, что замешкалась после попаданий. Вели огонь и остальные. Поэтому пехота залегла, а частью начала отходить, укрываясь за пятящимися бронетягами. Примеру средних машин последовали и легкие. Глупое решение.
Странное дело, но итальянцы не использовали дымов. В смысле, на их машинах отсутствовали мортирки под химические шашки. Алина слышала о том, что тактика макаронников оставляет желать лучшего, но даже не предполагала насколько. Только сейчас нашлись бойцы, которые оставляли за собой большие банки с химпатронами, дающими обильные клубы дыма, укрывающего отступающих.
Раздался звуковой сигнал Мельниковой на открытие огня из реактивных установок. Один сигнал – один сдвоенный залп. Куда стрелять, вопроса не возникает. Вон она, пехота, которая только и ждет пинка, чтобы обратиться в бегство. Когда же раздается ужасающий вой эрэсов, мотивация отчего-то взмывает до небес.
Дернула обе рукояти взвода курков. Еще секунда – и округа наполнилась ревом срывающихся с направляющих ракет. И практически сразу разрывы в клубах дыма. Выпустив двенадцать снарядов и повинуясь сигналу «в атаку», Алина тронула своего «Витязя» и вышла из-под прикрытия деревьев на открытое место.
В том, что противник не ожидает атаки сквозь поставленную им же завесу, сомнений никаких. Как и в том, что макаронники улепетывают во все лопатки. Паровику ведь без разницы, в какую сторону двигаться. У него скорость и вперед, и назад одинаковая. Экипажи машин будут стремиться как можно быстрее разорвать дистанцию с легионерами, чтобы оказаться в относительной безопасности, а там и укрыться за увалом.
Но Мельникова не собиралась предоставлять им такую возможность. Используя их же завесу, она собиралась контратаковать. Алина однажды уже участвовала в подобном. Только тогда немцы наступали, и это было не преследование, а встречный бой.
Она уверенно вела свою машину вперед. Миновала подбитый ею «двадцать второй». Укрывавшийся за ним бронетяг с неисправным орудием также сейчас откатывался назад, скрывшись за дымовой завесой. А вот и стена дыма.
Она все еще была окутана клубами завесы, когда вдруг услышала непонятный глухой стук и короткий, едва различимый скрежет. Отдаленно напоминает царапание по броне колючей проволоки и удары комьев земли при недалеком разрыве. Кстати, послышался он вроде от левой опоры.
Пытаясь осмыслить, что же это такое может быть, она продолжала движение. И вдруг ее «Горбунок» содрогнулся. Левая опора перестала слушаться. Взгляд выхватил манометры давления масла в опоре. Господи, неужели опять! И вновь левая нога! Да сколько можно! Похоже, это был тот самый решительно настроенный пехотинец с ранцевым зарядом. Второй в ее недолгой военной карьере.
Понимая, что падения не предотвратить, она попыталась максимально сгруппироваться. Земля проступила сквозь молочную белизну как-то уж совсем неожиданно и стремительно приблизилась. Грузный удар. Не менее стремительно несущаяся навстречу приборная панель. Последняя мысль – об ее фатальном невезении. И темнота.
Часть четвертая
Август 1942 года
Глава 1
Должок
Погода была поистине присущей северной столице. Кратковременный дождь сменяло яркое и теплое солнце, чтобы затем вновь уступить мрачным тучам. При этом довольно прохладно и сыро. Далеко не у всех получается адаптироваться к подобному климату. Причем не обязательно при этом быть приезжим. Хватает и уроженцев Петрограда с его окрестностями, вынужденных переезжать в более благоприятные края.
Анна Олеговна к таковым не относилась. Хотя и не сказать, что ей было тепло, а сырость безразлична. Но шаль, накинутая на плечи, и чашка горячего чая на крытой веранде в достаточной мере дарили ей тепло, чтобы не испытывать дискомфорта.
Обед был позади. И – увы, в полном одиночестве. Признаться, она и сама любила хаживать в гости, и была рада принять таковых у себя. Но… Всячески старалась не переступить некую черту. Не хватало еще, чтобы пошли пересуды о навязчивой престарелой вдове. По той же причине она не устраивала частых званых обедов, хотя и могла с легкостью себе это позволить. Однако ронять лицо категорически не хотелось.
Правда, в последнее время ей стал докучать один вдовец, коллежский советник Турчинов. Василий Аркадьевич служил судьей, был ее сверстником и уже второй год вдовствовал. А тут вдруг повадился оказывать ей знаки внимания да захаживать в гости. Не сказать что женщине было неприятно подобное внимание со стороны моложавого мужчины. Да и сама она в свои шестьдесят три выглядела превосходно. Бывало, даже позволяла себе эдак по-особому взглянуть на новоявленного ухажера.
Да только едва стоило ей подумать о своем возрасте, как подобное желание тут же пропадало. Не без следа – ему на смену приходило смущение на грани стыда. Всему свой срок. Есть время разбрасывать камни, а есть – собирать. Так что ничего, кроме искренней дружбы, она ему предоставить не могла. С другой стороны, захаживая к ней в гости, он вносил некое оживление и скрашивал ее одиночество. Правда, случалось это чаще вечерами и в выходные дни: все же служба отнимала у него много времени.
От этих мыслей ее отвлекло пыхтение паровика и шорох покрышек по каменной крошке подъездной дорожки. Иные соседи уже озаботились и, подобно проезжей части, закатали свои дворы и подъезды к ним в асфальт. Но Роговцевой откровенно не нравилось это новомодное покрытие. Она приветствовала асфальтировку улиц, осознавая уход в прошлое как пыльных облаков, так и грязи со слякотью. Последнее особо свойственно этим краям.