— Мое сердце не каменное, государь. Глаза Валтасара слиплись, он с трудом шевелил губами:
— Ты думаешь, что у меня такое же бесчувственное и жестокое сердце, как у тебя… Хочу вина… Я пью, чтобы забыть… Можешь не бояться меня, я подожду, пока ты подобреешь… Ты все-таки станешь моей… ты будешь возлюбленной халдейского владыки, и твоему ненаглядному никогда не дождаться тебя… Но сегодня я страшно устал от этого заседания. Мне надо набраться сил.
— Засни, государь, сон укрепляет силы.
— Мне надо выспаться.
Он повалился на шелковые подушки.
— Сон укрепляет силы, говоришь?
— Да, сон возместит утраченные силы. — Вот видишь, а я по нескольку ночей не сплю.
— Тебя, наверное, гнетут тяжелые думы.
— Навуходоносор!
— Но ведь он умер.
— Не верь. Он постоянно преследует меня и говорит, что он истинный владыка Халдейской державы. Обвиняет меня в том, что я привел в упадок страну, за которую его армия пролила столько крови. Все нашептывает, что я должен иметь армию, если хочу быть настоящим властелином, каким был он. У меня будет армия, еще сильнее, чем была у него. Так решил сегодня государственный совет, и Набусардар займется этим. Я буду самым могущественным властелином в мире. Но Навуходоносор говорит мне, что прежде мне надо стать халдейским царем. Разве я не халдейский царь? — Он устремил на нее помутневший взор. — Я владыка Вавилонии?
— Владыка. И лежи спокойно.
— И царь царей?
— Царь царей.
— И владыка мира?
— Владыка мира.
— И все-таки я не могу уснуть, — пожаловался он. — Еще вина.
Она унесла вино в противоположный угол опочивальни, чтобы его аромат не смущал царя.
Когда она вернулась к нему, он сказал:
— В Халдейском царстве все ждут моей смерти.
— Прогони мрачные мысли, государь. Спи спокойно. Завтра ты трезво подумаешь обо всем и отпустишь меня. А я за это буду охранять тебя до утра.
— Ты, конечно, не знаешь, — говорил он, не слушая ее, — откуда тебе знать! Евреи и персы подстрекают население против меня. Эсагила подстрекает против меня аристократию. Сама Эсагила тоже против меня, потому что ее восстанавливают против меня боги. И боги против меня, они сами хотят править Халдейской державой. Сегодня меня дважды собирались убить. Первый раз мне спасли жизнь мои солдаты, второй раз Набусардар. Но им я не могу доверять. Говорят, Набусардар сам хочет быть царем, а моя армия хочет быть его армией. Солдаты за него. Скоро все оставят меня. дни мои полны жгучей тревоги, а ночи терзают бессонницей. Я боюсь, что стража уснет у дверей и меня убьют.
Дария не узнавала в этом жалком человеке воинственного и жестокого царя Халдейской державы, о крутом нраве которого шла слава за пределами его страны.
Вино парализовало в нем остатки воли, и он не сознавал, что исповедуется перед незнакомой чужестранкой. Он беспокойно метался на подушках и был рад, что может излить душу. У него вылетело из головы, что дочь Сириуша схвачена тайной службой халдейской армии и может воспользоваться его слабостью.
Но Дария словно и не слышала Валтасара, она сидела на скамье в решимости дождаться утра.
Валтасар затих, и она подумала, что он заснул. Но вдруг царь приподнялся и послал ее проверить, не спит ли стража, и пригрозил, что если она вздумает бежать, солдаты убьют ее — так им приказано. Она несколько раз выходила, но только за порог и тотчас возвращалась. Не видя вокруг никого, она рассудила, что будет сама охранять царя и разбудит его, когда понадобится. Сейчас ее безопасность зависела от его безопасности.
Заглянув, нет ли кого за занавесами, она успокоила царя:
— Спи спокойно, государь. Стража несет свою службу. А если заснут они, то не засну я.
— Ты сильная… я знаю… я ведь держал тебя в объятиях…
— Значит, можешь надеяться на меня. Я защищу тебя.
— Потому, что я не велел пронзить тебя копьем?
— Потому, что я так хочу.
— Ты все еще непреклонна, но царь, может быть, полюбит тебя.
Он уже был не в состоянии повернуть голову, не мог даже поднять веки. Он пошарил рукой и, как испуганный ребенок тянется к матери, так и он попросил ее присесть рядом, крепко ухватил ее за руку и уснул.
Пожалуй, впервые с тех пор, как он стал царем, Валтасар спал спокойно. Набусардар собирался с утра утвердить с Валтасаром расходы на оборону, но царь проснулся только к полудню.
Наступил день, но никто не отважился прервать сон государя. Слуги ходили мимо его спальни на цыпочках, а часовые менялись у его дверей совершенно бесшумно.
Дария долго сидела, не смыкая глаз, у постели Валтасара и все думала о северной стране с темными горами и бегущими облаками. В спальне горели светильники, а за стенами дворца вовсю сияло солнце, когда усталость сморила Дарию и голова ее склонилась на грудь.
Она уснула.
* * *
В стране между Тигром и Евфратом полдень.
Обычный полдень, когда солнце изнуряет людей до полусмерти, когда каждый уголок земли пышет жаром, и нет, кажется, места, где бы можно было хоть на минуту укрыться и передохнуть от зноя.
Корням уже не под силу держать стебли. Ветви деревьев устало поникли, а листья едва шевелятся под редкими Лениными порывами ветра. Люди и животные словно раскалились от зноя. Пропитанную потом, липкую одежду беспощадно пронизывают острые, как иглы, солнечные лучи.
Вавилонские улицы вымерли. На них не встретишь в этот час ни знатного, ни простолюдина. Только рабы с потрескавшейся от ожогов кожей бредут, сгибаясь под тяжестью своей ноши.
На Базарной площади выставлен к позорному столбу человек, ему отрезали ухо за то, что он нарушил строжайший запрет и дерзнул утолить жажду из священного водоема Иштар.
Недалеко от него в тени колонн сидят несколько бродяг и развлекаются тем, что дразнят несчастного пустой кружкой. Привязанный к столбу человек обливается потом и то и дело впадает в беспамятство, потому, что солнце немилосердно печет ему голову. Только рабы сочувствуют ему, но спешат поскорей миновать это место, боясь, как бы и их не постигла та же участь.
Через площадь проходил жрец из храма бога Эа, и громкие стоны привлекли его внимание. Жрец приблизился к осужденному.
— Чем ты провинился? — спросил он.
Тот не в силах был ответить и только беззвучно открывал рот, с трудом ворочая пересохшим языком.
— Ты хочешь пить? — спросил жрец. Человек кивнул.
— Я не смею нарушить закон и дать тебе воды, но вот эта трава умерит твою жажду.