Она живо представила себе, что ей придется переломить свою гордость и унижаться перед ним как побитой собаке. Но лучше уж перед ним, чем перед Эсагилой. В тысячу раз лучше перед Набусардаром, чем перед Эсагилой. Другого выхода нет.
— Чтобы тебя впустили в город и во дворец в Борсиппе, скажи, что идешь с донесением к верховному военачальнику царской армии.
В смятении и тревоге, напутствуемая советами тетушки Табы, Нанаи в тот же день собралась в дорогу. В сандалиях и полотняном платье, в праздничном платье из домотканого полотна, она направилась в Город Городов.
* * *
Через несколько дней после того, как царь Валтасар приказал навести порядок на канале Хебар, Набусардар выехал туда.
Канал Хебар был расположен в плодородной Месопотамской долине. Царь Навуходоносор поселил здесь пленников из Израиля и Иудеи, повелел им заниматься земледелием. Он рассчитывал на их трудолюбие. Каменистую почву своей родины они сумели возделать так, что на ней произрастали наливные хлебные колосья, гроздья сочного винограда, славившегося далеко вокруг, и превосходные оливы, маслом которых умащивали себе волосы и халдейские цари. Навуходоносор уповал, что их усердием плодородная Месопотамская долина у канала Хебар станет краем изобилия. Пока иго рабства было еще не столь суровым, евреи работали старательно. Но когда на них обрушился жестокий бич ненависти Валтасара, их усердие резко упало. Только дух протеста поддерживал в них жажду жизни.
Бесчеловечные законы Вавилона разрушали семьи, не щадя родственных уз пленников. У земледельцев Хебара насильно уводили сыновей, братьев, отцов и селили их в низинных кварталах Вавилона возле канала Пикиду в качестве водоносов, молотобойцев, слуг, подметальщиков улиц, кирпичников, грузчиков на пристани, каменщиков, кузнецов, сапожников, ткачей и прочих ремесленников. Они с горечью видели, что богатые соплеменники отдаляются от них, хотя изредка и протягивают им руку помощи. Потомки князей из дома Давида и дома Арона и потомки жреческого племени левитов имели право селиться в Верхнем Городе и заниматься торговлей. Поначалу терпели лишения и представители еврейской знати. Однако скоро выяснилось, что Эсагила благоволит тем, кто готов отречься от Ягве и поклоняться Мардуку. В короткое время переменившие веру евреи достигли власти и почета. Рядом с дворцами вавилонской знати выросли и их трехэтажные особняки, где вводились те же порядки, что и в. домах вавилонских богачей. Беднота с канала Пикиду смотрела на них косо. Всего лишь несколько семей, потомки знатных еврейских фамилий, остались непреклонными. Они не могли забыть, что их насильно оторвали от столицы Соломоновой и от земли предков. Они не подчинялись приказам Халдейских царей, отчаянной ненавистью ненавидели Вавилон и мечтали о возвращении в край быстрин и темно-зеленых северных кедров. Куда милее было бы снова взлелеивать захиревшие виноградные лозы среди родных камней, чем наслаждаться хмельным питьем на берегах Евфрата. Уж лучше ворочать камни на собственной пашне, расчищая землю для каждого ячменного зерна в разоренной стране, чем есть ароматный хлеб в обители золотых идолов. Страну, где теперь было их пристанище, они не могли считать родиной. Их отчизна — на берегах Иордана, она ждет к себе свой освобожденный народ.
Мечта об Иордане и его долинах, об Эвфраимских и Иудейских взгорьях особенно глубоко укоренилась в сердцах и душах пленников, живших у канала Хебар. С каждым днем они все сильнее тосковали по родине, и тоска эта сделалась еще нестерпимее, когда после умершего старого пророка не вечерних молебствиях им стал проповедовать его молодой преемник. Избавиться от страданий — к этому вел он свои речи. Освободиться от вавилонского плена, избавиться и от предательской иудейской знати, заботящейся лишь о собственном благополучии. Как на родине, так и на чужбине она не ищет путей к душе человеческой, ее манят только золото, чревоугодие и власть.
— Может быть, ее постигнет общая с Вавилоном судьба, когда его мечи скрестятся с мечами Кира. Иной судьбы она не заслужила, — произнес свой суровый приговор молодой проповедник. — Она переняла обычаи халдейской знати, так пусть же подвергнется и суду, уготованному халдейским тираном. Близится пора, когда падет ярмо, надетое Вавилоном на народы. Грядет час расплаты. Пламя охватит ее дворцы, а меч неприятеля настигнет ее жителей. Это будет возмездие за злодеяния, причиненные другим народам.
С огнем и мечом халдеи пришли в город царя Соломона, вечный город Иерусалим. Еще утром его заливало восходящее солнце. На горе Мория высился царский дворец. Из храма Ягве поднимался дым жертвенных курильниц. Зеленые оливы оберегали от зноя белые, будто мраморные, домики. Дети беспечно играли в садах под кронами дубов. Только солдаты, изнуренные голодом и жаждой, умирали в крепостных башнях. У армии уже не было сил удерживать ворота и крепости. Пока Навуходоносор ждал в безопасном отдалении, в аммонитском городе Рибле, свежие полки халдейской армии пошли в атаку на крепостные стены и с одного удара захватили город. Они ворвались в Иерусалим, грабя и круша все на своем пути. Солдаты сразу поспешили во дворец, чтобы пленить царя и двух его сыновей. Но царь успел бежать подземным ходом. Однако везде найдутся люди, готовые за деньги служить хоть самому дьяволу. Предатели выдали этот ход солдатам Навуходоносора, и те настигли беглецов. Оба царевича были убиты на месте, а царю Иоакиму по приказу Навуходоносора выкололи глаза в Рибле. Ослепленного царя отвезли в Вавилон и бросили в темницу. В Иерусалиме не стало царя, пало Иудейское царство. Все население угнали в рабство, в Вавилонию. Золото разграбили солдаты Навуходоносора. Сам Навуходоносор, захвативший сокровища царя, вывез из храма пять тысяч золотых сосудов, алтари из меди и драгоценный светильник. Солдаты Навуходоносора насиловали дочерей Иудеи. Отрывали младенцев от материнской груди и разбивали их о стены, чтобы прекратилось вовсе племя израильское. Улицы были залиты кровью, завалены трупами. До самого вечера город пылал, как жертвенный факел. Несколько дней спустя на месте богатого города лежали одни развалины, внушающие ужас отчаяния.
Минуло пятьдесят лет, но события тех страшных дней живы в памяти.
Старики, пережившие падение Иерусалима, думали о том, можно ли избежать гибели, когда неприятельские рати ворвутся в Вавилонию. Они помнят, что беда налетела на Иерусалим ураганом и что праведные умирали на улицах заодно с нечестивцами. Надо искать путей спасения, потому что разъяренный солдат с мечом в руке подобен ослепленному жаждой крови хищнику.
С последним словом проповедника из толпы вышел старец, убеленный сединами и дрожащим голосом произнес:
— Скажи, премудрый сын человеческий, не суждено ли нам погибнуть вместе с халдеями, коли мы живем в их стране? Ты открыл нам волю Ягве, так укажи место, где нам не грозила бы опасность.
Пророк в недоумении перевел взгляд со старика на толпу, затаившую дыхание в ожидании ответа.
В напряженной тишине слышно было, как шумят воды канала. Вдруг из тростника вспорхнула белая птица и пролетела над зелеными зарослями. Толпа заволновалась, это походило на знамение. Тревожный лет птицы не предвещал ничего доброго.
