Из толпы выкрикнули:
— Не таись, открой нам, как укрыться от беды. Ягве явил тебе свою волю, а ты укажи нам место спасения.
Пророк ответил горькой улыбкой:
— Где еще надеетесь вы обрести убежище, как не в своем сердце? Нет вам спасения в долинах месопотамских. Очистите свои сердца от скверны и откройте их навстречу добру. Утверждайте добро — в этом смысл и спасение жизни. А покуда человек будет злоумышлять против человека, народам не избежать погибели, они рухнут, как стены покосившиеся и подпоры подгнившие.
Не такого ответа ждали от него. Они готовы были следовать его велениям, как дети. Они хотели быть добрыми и согласны были ценой тяжких страданий выкупить себе возвращение. Молитвами, постами и отречением испросить у бога увидеть отчизну. Страдания больше не страшили их, они верили: час вызволения близится. Страшна была только смерть, потому что погибнуть в этой войне значило навеки оставить свои кости, кости плененных рабов, в халдейской земле, никогда не увидеть освобожденную родину.
— Об этом скорбим мы, — сказал старец, стоящий перед проповедником, — это нас мучает. Нас осталось здесь всего несколько тысяч, остальные уничтожены. Если в этой войне и мы погибнем от голода, жажды, болезней или меча, кто же тогда вернется в Иудею? Ты должен знать, что нам надо делать?
— Вы хотите, чтобы я указал вам место безопасное, как мне указал его Ягве: «Никто не избежит суда праведного». В землю ли кто зароется, на небо ли взберется — везде достанет моя десница. Укроется в горах — и там мое око узрит его. Пусть схоронится на дне морском — я укажу чудищу, и именем моим оно и там его настигнет. А попадет врагу в плен, прикажу, дабы и там никто не избежал своей участи.
Эти слова повергли всех в отчаяние. Послышались сдавленные рыдания и горькие жалобы.
— Напрасны ваши стоны, — продолжал меж тем проповедник, — нет для нас приюта укромного в Халдейском царстве, а война подобна урагану или потопу. Единственный свет надежды сияет нам с востока, и имя ему — Кир. Помните это и храните спокойствие!
Тут он показал рукой на деревья, росшие вдоль канала; на их ветках были развешаны музыкальные инструменты.
— Сохраняйте спокойствие духа, чтобы не возбуждать подозрений и не навлечь на себя беду. Собирайтесь под вербами каждый день в это время. Снимайте с ветвей арфы и пойте псалмы. Это лучшее, что вы можете сделать.
Он первый направился к деревьям в знак того, что проповедь окончена.
Вскоре все сидели под деревьями, сквозь листву которых просвечивали последние лучи солнца. И вот пальцы коснулись струн, и те отозвались тихой мелодией. Под музыку началось пение, сперва еле слышное, потом все более отчетливое, пока голоса не слились в мощный хор, который заглушил и рокот волн, и шум птичьих крыльев, и шелест листьев.
Эту вечернюю молитву на другом берегу канала слушали скрытые за кустарником любопытные халдеи. Они часто приходили сюда, потому что у них мало кто умел так играть и петь.
Проповедник тоже послушал певцов, постоял возле поющих, а потом отошел в сторону и остановился в тихой задумчивости.
Из деревни доносилось блеянье овец. У дворовых, изгородей дети плели венки и вплетали в Волосы желтые луговые цветы.
Вдруг на дороге послышался конский топот. Он приближался, все усиливаясь.
Неожиданно для всех группа всадников вырвалась из-за деревьев на лужайку, которую евреи использовали для молебствий, поскольку им было запрещено строить храмы.
Песня оборвалась, все вскочили.
Никто даже не успел убрать музыкальных инструментов — так стремительно верховный военачальник армии его величества Валтасара и его телохранитель, оба верхами ворвались на лужайку. Набусардар остановил взмыленного коня и потребовал к себе старейшин общины.
Из толпы выступили убеленные сединами старцы в длинных балахонах. Они дрожали всем телом. Но даже страх и волнение не погасили в их глазах непреклонной воли и решимости.
На другом берегу канала халдеи вышли из своих укрытий посмотреть, что будет дальше.
Набусардар крепко натянул кованые золотом поводья, конь под ним встал на дыбы. Остальные всадники выстроились за его спиной.
Когда старейшины в полном составе вышли к Набусардару, он объявил:
— Царь царей, его величество Валтасар приказал мне арестовать вашего проповедника, и я требую, чтобы вы его выдали. Тому, кто попытается его укрыть, отрубят голову.
Старцы в темных балахонах задвигались. Объятые ужасом, они едва держались на ногах. Перед глазами встало видение плахи. С трудом сохраняя присутствие духа, они тревожно переглядывались, не зная, как поступить.
Набусардар повторил:
— Приказываю выдать проповедника. Мой отряд готов по первому знаку исполнить повеление царя царей и снести голову с плеч каждому, кто станет укрывать или защищать его.
Толпа израильтян, словно темный холм, отступила к вербам, в страхе перед готовящимся кровопролитием.
— Я не обязан повторять трижды, и если я это делаю, то только из добрых чувств, хотя вы этого и не заслуживаете, так как пренебрегаете благами и гостеприимством, которое вам предоставил Вавилон.
В его словах один из старейшин углядел слабый знак надежды. Пытаясь спасти проповедника, он сказал просительным тоном:
— Наш проповедник — невинный сын человеческий, но если тебе нужны жертва и кровь, могущественный полководец халдейской армии, я готов подставить свою голову.
Набусардар вспыхнул. Не для того он приехал, чтобы упиваться зрелищем крови. Он требует только восстановления порядка и справедливости. Кто понимает это иначе, тот против законов Халдейской державы и того ждет смерть. Поэтому он сказал:
— Я дважды предупредил, что каждому, не подчинившемуся приказу царя, отрубят голову. Ты не подчиняешься приказу, — он показал на старца, — и за это лишишься головы.
Он повернулся к солдатам, стоявшим неподалеку с обнаженными мечами, и приказал, рассчитывая сломить упрямство израильтян:
— Отрубить ему голову!
Толпа опять пришла в движение, сквозь нее торопливо пробиралась Дебора, внучка обреченного на смерть старца. Как безумная, она расталкивала людей, а когда солдаты схватили старика и поволокли, истошно закричала:
— Боже Авраама!
Столько отчаяния было в этом душераздирающем крике! Женщины и дети заплакали. Мужчины ждали, затаив дыхание.
На крик из зарослей вышел юноша, тот, кого искал Набусардар. Это могло спасти старца. Провожаемый любопытными взглядами халдеев и полными ужаса взорами единоверцев, юноша твердой поступью направился к верховному военачальнику, а солдатам сделал знак подождать.
— Господин, не карай безвинного, — обратился он к Набусардару, — ибо каждому воздается по его деяниям.
