В-четвертых, эксперты не могут проконтролировать, насколько полно лидеры реализовали их советы. Эксперты могут предложить свои рекомендации, но зачастую политические лидеры слышат лишь те их части, которые они хотят услышать, в частности, то, что будет популярно среди их избирателей. И тогда они призывают себе в помощь экспертов, чтобы те акцентировали внимание на том, что для них предпочтительно. Некоторые эксперты могут, например, ратовать за снижение налогов; другие же могут призывать тратить больше на свои «любимые» проекты, от системы государственной социальной поддержки до вопросов национальной безопасности. Обе позиции – урезание налогов и увеличение финансирования – могут иметь логическое обоснование, но обычно их нельзя принять одновременно. Однако эксперты не способны контролировать ситуацию, когда политики вдруг решают выбрать сразу все предложенные варианты, даже если они противоречат друг другу. (И тогда будет призвана очередная группа экспертов, чтобы помочь решить проблему «неожиданного» дефицита бюджета.)
Публика, к сожалению, ведет себя очень похоже. Когда специалисты в области питания убрали яйца из списка вредных продуктов, это не означает, что они рекомендовали людям заказывать в фаст-фуде каждое утро сэндвичи с яйцами в качестве здорового завтрака. Люди слышат то, что они хотят услышать, а потом перестают слушать. А когда неполная реализация рекомендаций эксперта дает плохие результаты, они начинают обвинять экспертов в некомпетентности, потому что каждому человеку нужно найти виноватого.
И, наконец, эксперты могут предложить лишь альтернативные варианты. Они не могут сказать, что важнее. Они способны описать проблему, но не могут решить за самих людей, что им следует делать с этой проблемой, даже когда оговорены все нюансы возможных действий.
Меняется ли климат планеты? Большинство экспертов полагают, что да, и знают, почему. Являются ли предложенные ими модели прогнозирования, рассчитанные на десятилетия и века, точными – это вполне логичная тема для дебатов. Но вот на какой вопрос эксперты не могут ответить, так это на вопрос о том, что делать в связи с изменениями климата. Может случиться так, что через пятьдесят лет Бостон, Шанхай или Лондон уйдут под воду, но также может быть, что избиратели – которые имеют право на ошибку, – предпочтут предоставить решение проблемы следующим поколениям, вместо того чтобы рисковать своей должностью или комфортом.
Эксперты могут сказать избирателям, что их ждет, но избиратели должны принять эти сведения и решить, что для них важнее и, соответственно, что они хотят предпринять. Я бы не хотел, чтобы Бостон стал заливом, но нельзя винить экспертов, если люди игнорируют их советы, и это приводит к катастрофическим последствиям. Если Бостону уготована судьба Венеции, то пусть это станет результатом сознательного выбора, а не игры случая. Когда избиратели явно не желают понимать важных проблем из-за того, что они слишком сложны или запутаны, неудивительно, что эксперты отказываются общаться с ними, полагаясь на свое собственное мнение и отстаивая свои собственные решения.
Иногда эксперты дают плохие советы или совершают ошибки, но развитое общество и его правительство не способны обходиться без них, вне зависимости от того, во что верит большинство американцев. Игнорировать совет эксперта это просто непрактично, и не только из-за сложности самой политики, но и потому, что это означает освободить граждан от необходимости изучать те вопросы, от решения которых напрямую зависит их собственное благополучие. Более того, когда публика перестает видеть разницу между экспертами и политиками и просто хочет обвинять всех в тех результатах, которые ей не нравятся, то итоговым результатом будет не лучшая политика, а бо́льшая политизация экспертного знания. Политики никогда не перестанут доверять экспертам. Но они будут все больше доверять тем экспертам, которые скажут им – и сердитым людям, стучащим им в двери – все то, что они хотят услышать.
Это самое худшее, что может произойти: и демократия, и экспертное знание перестают отвечать своему назначению, потому что ни демократически избранные лидеры, ни их советники-эксперты не хотят связываться с невежественным электоратом. И в этот момент экспертное знание перестает служить интересам общества, преследуя интересы только политической верхушки, уловившей настроения публики в конкретный момент. Современная Америка уже опасно близко подошла к такому итогу.
Республика, если вы понимаете, что это значит
Проблема ответственности и подконтрольности экспертов осложняется тем фактом, что большинство американцев, похоже, не понимают того, как устроено их собственное правительство. Соединенные Штаты – республика, а не демократия. Сейчас редко услышишь слово «республика», что говорит, в том числе, о том, до какой степени современные американцы путают демократию, как политическую философию, с республикой, как формой демократического правления. Говорят, что в 1787 году Бенджамина Франклина спросили, что может получиться из Филадельфийского конвента, результатом работы которого стала Конституция США. «Республика, – ответил Франклин, – если вы сможете ее сохранить». Сегодня гораздо бо́льшая трудность – найти кого-то, кто знает, что такое в действительности республика.
Это принципиально важно, потому что обычные люди слишком легко забывают о том, что республиканская форма правления, при которой они живут, изначально не была предназначена для того, чтобы сложные вопросы решали народные массы. И, конечно же, она не была предназначена для правления маленькой группы технократов или экспертов. Скорее, она должна была стать инструментом, с помощью которого информированный электорат – информированный здесь ключевое слово – мог выбирать других людей, которые были бы их представителями и принимали решения от их имени.
Классическое американское мышление могло бы стать образцом мудрости Афин, но история государственного строя Соединенных Штатов пошла по другому пути. И за это американцы должны быть благодарны. Как подчеркивал в 2010 году писатель Малколм Грэдуэлл, крупные объединения не проводят всеобщего голосования, принимая какие-то решения, и неважно при этом, насколько «демократично» это выглядит.
«Автомобильные компании, вполне понятно, используют целую сеть, чтобы организовать сотни своих поставщиков, но не для того, чтобы придумать дизайн машин. Никто не верит, что сформулировать четкую философию дизайна лучше всего с помощью разветвленной организационной системы, не имеющей лидера. В отсутствие централизованной структуры и четкой линии руководства, сетевые структуры сталкиваются с серьезными проблемами в достижении консенсуса и постановки целей. Они не способны мыслить стратегически; они обречены постоянно конфликтовать и ошибаться.
Как вы сделаете сложный выбор относительно тактики или стратегии или философии, когда у каждого человека равное право голоса?
{142}»
Это одна из многих трудностей, которые было призвано преодолеть республиканское правительство. Даже когда большинство людей знает, что они делают в своей предметной области, они не могут объединить все решения в согласованную публичную политику – примерно так же, как если бы они угадывали вес быка или стоимость акций. Республиканская форма правления позволяет маленькой группе людей собирать воедино зачастую неразрешимые требования публики.
