– Вот оно как… – пробормотала она. – Но, может, если бы за этим местом присматривали, оно бы не пришло в такой упадок?
– Всё возможно, – согласился я. – У бардазинов много секретов, вот только они ушли отсюда три или четыре поколения назад.
– Почему?
– Потому что Адмар разросся и путь на восход сделался довольно оживленным. Вам бы захотелось жить на торной дороге?
– Что-то я не замечаю большого оживления…
– Не сезон. К тому же многие караваны минуют этот островок. До предгорий всего три дня пути, а там воды намного больше. И если нужно сделать крюк, чтобы зайти сюда, то… – Я развел руками.
– Понятно, – кивнула Фергия, оглядываясь по сторонам. – В самом деле, не стоит терять время ради такого сомнительного места отдыха. Вейриш, а кто следит за колодцем? Что, если его засыплет песком во время песчаной бури? Или кто-нибудь в нем утонет? Нехорошо выйдет, согласитесь?
– Каждый, кто здесь останавливается, должен позаботиться об оазисе, – пояснил я. – Расчистка колодца тоже входит в обязанности путешественников.
– На Севере говорят – у шести рулевых лодка с течью, – хмыкнула она. – Вейриш, неужто вы видели так много людей, которые станут выполнять эти вот негласные обязательства, если есть возможность свалить их на кого-нибудь другого? А в итоге никто ничего не делает!
Я вынужден был согласиться, что она права. Есть, конечно, честные путешественники, но сколько таких в общей массе?
В тех оазисах, где кто-то живет постоянно или хотя бы сезонами, присмотр за колодцами устроен не в пример лучше. Однако жители и плату за постой берут…
– Да, – сказала Фергия, снова осмотревшись. – Хорошее было местечко.
– Только не говорите, что хотите его присвоить. Вас, мягко говоря, не поймут.
– Нет, зачем оно мне? Далековато от города, а летать я не умею. Просто жалко: еще лет десять, и от оазиса ничего не останется. Впрочем, теперь я отвлеклась! Мы ведь не затем сюда явились…
– Да уж, – пробормотал я. Ужин забылся как сон, и я чувствовал, что скоро снова проголодаюсь. Что делать, придется терпеть!
Фергия прошлась туда-обратно, зачем-то заглянула в колодец, кивнула каким-то своим мыслям и поманила меня поближе.
– Вейриш, как по-вашему, кострище свежее?
– Относительно. Не вчерашнее, это точно, но и не месячной давности. Сами принюхайтесь.
– Я и нюхаю… – Она снова огляделась и дернула меня за рукав. – Видите?
– Лист у пальмы обломан? И что с того?
– Он не успел засохнуть. Немного пожух, но… пожалуй, сломали его самое большее вчера. Но вы не видели каравана поблизости, верно? Значит, тут никого не должно быть?
– Выходит, так, – вынужденно согласился я.
– А возможно такое, что в последние две-три недели сюда вообще никто не заглядывал?
– Да, вполне. Говорю же – не сезон сейчас для путешествий. Все, кто должен был вернуться, уже вернулись, а в обратный путь караваны отправятся, когда прекратятся бури. Не здесь, дальше на восходе, – махнул я рукой в ту сторону. – В это время года даже я не отважусь туда лететь. Вы видели когда-нибудь бурю в пустыне?
– Нет, только на море, но могу представить, каково это, когда вместо воды на тебя обрушивается песок… – вздохнула Фергия. – Хм… А те, кто припоздал и ушел из Адмара поздно, вряд ли заворачивали сюда, верно?
– Конечно. Зачем, если они только что вышли и еще полны сил? Они, скорее, постараются срезать путь и заберут дальше к западу, если старший караванщик достаточно опытен и рискован, чтобы отважиться на такое. А может, наоборот, сделают крюк и пойдут вдоль гор. Там своих трудностей хватает, зато есть возможность укрыться от бурь, а в скалах можно найти источники.
– Тогда постановим, что после каравана Оталя здесь никто не бывал.
– Если он тоже сюда сворачивал, – поправил я.
– Да, конечно… – Фергия снова принюхалась. – Вот только, Вейриш, если тут уже три недели нет ни единой живой души, не считая птиц, всяческих ползучих гадов и насекомых, откуда тогда так воняет?
– Я же сказал – из ямы.
– Она от нас с подветренной стороны, а несет так, будто кто-то только что нагадил прямо мне под ноги! Вы что, простыли и не чуете? Хотя такое даже с насморком унюхаешь, – добавила она и чихнула.
– Вы угадали, – сказал я, взглянув на землю.
– Что именно? Вы простудились и не ощущаете запахов?
– Нет, вы стоите в… гм…
Фергия снова высказалась нецензурно, увидев, во что именно вляпалась, и принялась яростно отчищать подошву о сухую землю. Не уверен, что это помогло. Нужно будет попросить ее воспользоваться магией, чтобы избавиться от этого непередаваемого аромата, прежде чем пускать к себе на спину!
– Одним словом, здесь кто-то есть, – заключила она. – Но прячется он весьма искусно, раз уж ни вы, ни я его не обнаружили. И он однозначно жив, поскольку это вот… совсем свежее. Не удивлюсь, если несчастный обделался, увидев вас!
– То есть опять я во всем виноват?
– А что, есть другие варианты? – спросила Фергия, приставила ладони рупором ко рту и гаркнула на весь оазис: – Эй, человек! Выходи! Мы не причиним тебе вреда!
Перепуганные птицы стаей снялись с макушек пальм.
– Сомневаюсь, что вы его убедите, – сказал я, поковыряв в ухе – в нем зазвенело.
– Человек! – не слушала меня Фергия. – Нас нанял торговец Оталь, он ищет своего племянника, Ориша! Если ты что-нибудь знаешь о нем и о караване, лучше покажись подобру-поздорову, иначе, если я начну тебя искать, от этого оазиса вообще ничего не останется!
Она посмотрела на меня и спросила:
– Так лучше?
Я не нашелся с ответом. На месте неизвестного (если он действительно был здесь, а следы оставил не какой-то пустынный зверь, сожравший тухлятину) я бы предпочел закопаться поглубже в песок и не дышать, чтобы не выдать себя ни единым движением. Правда, с Фергии станется поднять весь этот песок в поисках затаившегося, но он-то об этом не знал…
– Считаю до шести, – сказала Фергия. – Потом пеняй на себя. Один… Два…
Она не двигалась с места и вроде бы ничего не делала, но в оазисе вдруг ощутимо потемнело. Стих ветер, умолкли птицы, а воздух сгустился, будто перед грозой.
Я покосился в сторону: из-под деревьев выползал туман, какого здесь отродясь не бывало. Густой и плотный, он завивался толстыми плетьми между стволами, стелился по земле, и солнечные лучи, не в состоянии пронизать насквозь и испарить, лишь окрашивали его в густо-синий цвет…
Повеяло холодом. Не тем привычным, какой можно ощутить в пустыне ночью, нет, это был промозглый сырой холод северных морей – мне довелось однажды заблудиться в тумане зимней ночью, и я помнил, как тяжелели с каждой минутой обледеневшие крылья, как трудно было дышать, и даже мысли будто бы цепенели…
