Он замер у окна. Семьи маршировали к Мартовке жарить шашлыки, мамочки катили коляски в парк, пели птицы. Телефон позвонил, заставив щелкнуть зубами от неожиданности.
– Да, Кирилл.
Вчера он рассказал Самсонову о том, что хулиганы взломали общественный туалет, и щепетильный сержант обещал разобраться.
– Михаил Петрович, вы ошиблись. Я был у нужника. Двери заколочены.
– Ты уверен?
– На все сто. Даже шпана не станет лазить туда.
«А оттуда?» – Веретенников не озвучил мысль. Поблагодарил и извинился за беспокойство.
– Какие проблемы, Михаил Петрович.
Рука с мобильником повисла вдоль туловища.
«Проблемы…»
Веретенников таращился за окно и дрожал.
12. Храм
День был длинным, и, чтобы чем-то себя занять, Олег отремонтировал забор. Отец торговал на рынке. Тетя Люда изредка появлялась во дворе, молча наблюдала за тем, как Олег приколачивает почтовый ящик. Геракл неугомонно мотал хвостом и охотился на бабочек, тарахтя цепью.
Что-то подозрительно напоминающее счастье поселилось в грудной клетке, смущая и щекоча.
Тетя Люда вынесла запотевшую бутылку пива и миску с варениками. Сквозь тонкое тесто проступало красное вишневое нутро.
– Подкрепись.
Олег потопал в беседку, закрылся душевой шторой. Понюхал еду.
– Я на диете, – пробурчал он и слопал все вареники до единого.
– Может, водочки налить? – участливо спросила тетя Люда из сарая.
– Пива хватит, – ответил он.
К вечеру штакетник был как новенький, а ящик лоснился и пах свежей краской. Олег не стал дожидаться отца: похвальба нервировала его. Запасся фонариками в гараже. Один был пластмассовым, компактным, а второй – монстр со стальным корпусом, хоть орехи лущи. Кроме фонариков, в кармане лежала складная дубинка, легендарный «король дилдо», а за поясом – молоток-гвоздодер.
По Гагарина шатался Глеб. Футболка с флагом непризнанной республики порвалась до пупа, штанины изгваздала грязь. Он боролся с земным притяжением и, кажется, проигрывал. Олег шмыгнул в проулок, чтобы избежать встречи.
На севере Свяжено все было так же, как прежде. Обветшалые сталинки в каштановой пене. ДК с красноармейцем и атомщиком. Ажурная арка на входе в парк. У сигаретного киоска стояла Надя. Для Игры она надела джинсы и черную футболку. Олег мазнул проголодавшимся взглядом по выпирающей груди. Неловко ткнулся губами в душистую щеку. Аромат шампуня вскружил голову, спутал мысли.
Олег понял, что сильно скучал.
– Как твой день?
– Стандартный день библиотечной мышки. А твой?
– Валял дурака. Ты готова?
– К приключениям? Еще бы!
Над нестрижеными кустами оживали фонари, оранжевые фрукты в металлической оправе. Роились мошки, ветер приносил с реки илистый запашок. Тени, повыше и пониже, опережали путников.
Народу в парке было мало, но у фонтана курили припозднившиеся подростки.
Игроки устроились под сенью ореха, судача вполголоса о вещах неважных и бесценных. О прошлом, в котором иногда обнаруживалось будущее.
Спустя полчаса подростки растворились в сумерках, смех умолк. Парк стал зверем с зеленой шерстью и десятком оранжевых глаз.
– Это незаконно?
– А как же, – заверил Олег.
– Прикольно.
Построенный при Брежневе ресторан в девяностые деградировал до шашлычной, а после нескольких резонансных пищевых отравлений был умерщвлен ошалевшей от антисанитарии санэпидстанцией. Деревянное здание словно медленно отодвигалось в лес. Березки заслонили фасад. Возле порога завелась целая грибница опят и сыроежек. Ставни забиты досками, дверь на замке.
– Как мы туда попадем?
Олег постучал костяшками по доскам:
– Труха. За мной.
Он выбрал окно с торца здания. Загнутыми дугами молотка ковырнул гвозди. Надя следила за дорогой, пританцовывая от избытка адреналина.
– Мы как Лара Крофт и…
– …и гопник, – подсказал Олег.
– Да сам ты гопник.
– А я о чем?
Доски легко отделились от рамы. Олег пихнул ставни, и они скрипнули отзывчиво.
– В Казани я дружила с диггерами.
Подтягиваясь и запрыгивая в темноту, он думал о ее друзьях, о парнях, окружавших ее в институте. Наверняка начитанные, культурные, не то что он, риелтор, блин. Подошвы коснулись твердой поверхности.
– Идиот, – прошипел Олег.
– Что?
Он нашел ее руки и помог залезть. Полные груди на секунду прижались к его груди. Локоны дотронулись до подбородка.
– Зря мы ломали доски, – сказал он, прочистив горло.
Задняя дверь «Ивушки» была разбита: снизу отсутствовала половина дверного полотна. Пригибайся и входи цивилизованно.
– Через окно – кинематографичнее, – сказала Надя.
Он включил оба фонарика, отдал ей пластмассовый. Лучи скрестились. Тьма ретировалась в углы. Световые рапиры прогулялись по затхлой каморе и канули в дыру проема, ведущего в банкетный зал.
– Кухня, – догадался Олег.
Из помещения вынесли все до нитки. Мебель, печи, вытяжку. Вместо мойки торчала печальная труба, нашпигованная марлей. Было относительно чисто, лишь немного листвы и омерзительный лишайник на стенах.
Надя чиркнула плечом по плечу спутника, пошла, толкая перед собой круг света. Олег смутно помнил гардины, массивные колонки.
Зал выпотрошили. Единственной приметой были плакаты с рекламными слоганами: «Ваш желудок снова в порядке» и «Спросите у мамы рецепт идеальных блинов». Луч зафиксировался на улыбающейся тетке – обобщенной маме с тарелкой блинчиков. В заплесневелой коробке «Ивушки» она смотрелась совсем безрадостно.
– Столов нет, – промолвил Олег, падая духом.
– Логично, их унесли сразу. Зачем тебе столы?
– Где еще она могла спрятать подсказку? Под столешницей – очевидный вариант.
– Очевидный – не означает идеальный.
– Но при Владе здесь все было иначе.
– Мы не видели и половины.
Зал был спроектирован буквой «Г». С барной стойкой и сценой для музыканта. Ткань, драпировавшая помост, висела лоскутьями. От пылинок засвербело в носу, Надя смешно чихнула.
– Воистину Храм чихов.
Олег повел лучом по стойке, укутанной одеялом пушистой пыли.
– В юности мы бы устроили тут штаб. А нынешних детей «заброшки» не приманивают.
– Ой, только не гунди по поводу современной молодежи.
