Летний день померк в жерле горизонтального колодца. Кольца света елозили по древним стенам. Валуны разного калибра были пригнаны друг к другу и укреплены желтоватым раствором. Потолок касался макушки Олега.
– У меня такое чувство, – сказала Надя, – будто здесь кто-то живет.
– И у меня.
Он вынул телескопическую палку.
– Не только в призраков поверишь, – боязливо прокомментировала спутница. Они шли по туннелю. Слой пыли устилал пол. Четкая структура валунов скрылась под пористой известью.
– Олег!
Он кивнул, разглядывая полосы на серой пыли, словно отметины граблей.
– Не поздно вернуться и подождать меня снаружи.
– Идем, – она двинулась вперед. Исковерканные тени плыли по ноздреватой извести. Гулкое эхо предупреждало тех, кто мог хорониться в темноте. Туннель диктовал абсурдные средневековые мысли о душах мытарей, о чистом зле.
«Уходите».
Олег застыл.
– Что…
«Уходите, – прошелестело в голове. – Забудьте».
– Ты слышал?
Значит, не галлюцинация.
– Да, оно копается в наших мозгах. Требует, чтобы мы ушли.
– Я почти готова повиноваться, – Надя коснулась бьющейся жилки на виске.
– Ты как?
– Скажи, чтобы оно заткнулось.
«Уходите! Вон!»
– Ох, блин, – Надя поморщилась. Олег обнял ее за плечи, заботливо поправил волосы. – Да, держи меня. Оно умолкает, когда ты до меня дотрагиваешься.
Они продолжили путь рука об руку, и, если Олег разжимал пальцы, в черепе начинали шелестеть перепончатые крыла: «Уходите, уходите, уходите».
Будто морок боялся их. Будто эти двое представляли угрозу для могущественной силы, так долго владычествовавшей в Свяжено.
Коридор расширился. Сквозняк дул из вентиляционных скважин в шершавых сводах.
– Мы где-то возле парка, – сказал Олег.
Лучи провалились в арочный проем, окантованный воротником мха.
«Вон!!! – заорала тьма. – Иначе я выдеру ваши кишки, высосу мозг из ваших костей, распотрошу вас…»
Олег нащупал кисть Нади. Голос заглох, будто радиоточка.
Плечом к плечу они вошли в арку.
Туннель заканчивался рукотворной пещерой, не сложенной из глыб, а высеченной в скале. Высокие стены взлетали во мрак, по ним змеились толстые бурые жгуты. Лозы или лианы. Они плавно спускались на пол, стекались к центру гнезда радиальными артериями.
Лучи сновали по коричневатым узлам, вычленяя из тьмы новые детали. В сердцевине пещеры жгуты отделялись от пола и сплетались в короткий пенек, а потом утолщались, образуя ветвистый кокон, многопалую ладонь, которая что-то стискивала. Фонарик затанцевал в руке Олега.
На кореньях – в кореньях – лежала его сестра.
Не скелет, не горсть праха, не мумия, забальзамированная темнотой, а Влада из плоти и крови, точно такая же, какой была на последних фотографиях. Светлые пряди намертво вплелись в лозы, щеки сохранили румянец, нежные руки покоились на груди. Не подвластная времени и тлену, тринадцатилетняя девочка словно спала в коконе, на ложе корней. Как пьяный Олег шагнул к сестре. Разорвал связь с Надей. Откуда-то издалека донесся Надин изумленный вопрос:
– Это… она? Она что?.. Жива?
Грудная клетка сестры равномерно вздымалась. Губы были приоткрыты, и лоза ныряла в глотку как шланг медицинского прибора. Две тонкие трубки поместились в ноздри Влады. Остальные присосались к ее телу то здесь, то там.
Корни кормились девочкой. Но и кормили ее, поддерживая жизнеобеспечение.
Живая Влада спала, словно царевна из сказки. Судя по тому, как шевелились глазные яблоки под веками, она видела сны.
Олег вцепился в кокон, почувствовав упругость и холод жгутов. Лозы затрепетали. Ошеломленный, он подумал про анабиозную капсулу из фантастических фильмов. Сон, длившийся десятилетие. В двух километрах от дома. В плену какого-то инопланетного паразита.
– Нет, – воскликнула Надя, заметив, что он пытается порвать трубки, – это может ей навредить.
Олег кивнул, не сводя взора с безмятежного личика сестры.
«Я пришел за тобой, малявка».
«Ты опоздал», – прошипел мстительный голос.
Олег вскинул фонарик. Луч озарил Земляную мать.
18. Мать
Мать громоздилась на сводах пещеры – трехметровая туша, намертво встроенная в камень. Гигантская тварь, колышущийся студень, медуза, которой поклонялись жрецы дохристианской эпохи, а священники отрекались от византийского Бога, узрев чудовище на потолке, складки и бугры лоснящейся плоти. Гладкую коричневую шкуру матери покрывали черные разводы, как узор на спине скумбрии. Но она не была ни рыбой, ни зверем, ни растением, а чем-то средним – паразитом из времен темных и безлунных. Единственный выпученный глаз, величиной с блюдце, моргал на брюхе. Слизистая пленка смыкалась и размыкалась. Багровая радужка мерцала вокруг черного зрачка.
– Что это за уродство? – простонала Надя. И вскрикнула вдруг, заслоняясь ладонями.
Шелест в голове усилился троекратно: он угрожал, проклинал, приказывал подчиниться. Жгуты, растущие из пятнистой массы, пульсировали, и кокон плотнее обхватил дремлющую пленницу.
Мать раздувалась, негодуя. Производство потомства ослабило ее, телепатические команды расшибались о волю двух наглецов, вторгшихся в гнездо. Но она чуяла: раб спешит на помощь. Тот мальчик, что ловил ящериц возле утеса и нашел вход в пещеру – потому что она позволила ему найти! – он оказался легкой добычей. И когда у него случился припадок, морок прокрался в незащищенную душу, подчинил себе. Оставалось дождаться, пока созреет девочка – материал для создания детей.
А девочка была чудесной. Столько насыщающего света, столько пламени, что оно до сих пор не угасло. Пожалуй, даже дочь купца, умевшая оживлять птиц и говорить с лосятами, не пылала так ярко.
Складки разошлись, мерзко хлюпая. Из матери стали выскальзывать угольные тени. Они грациозно приземлялись на камни, перебирали конечностями. Три ужасные химеры, нечто среднее между пауками и дикобразами. Величиной с мастифов, они имели брюха-луковицы и утыканные жесткими иглами спинки. Вместо голов – гроздья глаз, над которыми неустанно шевелились по три суставчатых отростка, словно передние ноги богомола. Заканчивались отростки стержнями, похожими на лезвия кос.
Надя завизжала, отпрыгивая к стене. Олег заслонил ее собой, рывком кисти выбросил из рукояти телескопические трубки. Ради сестры, ради подруги он готов был драться с чудовищами до последней капли крови.
Надин фонарик погас. Одного фонаря не хватало, чтобы держать в поле зрения сразу всех химер. Пока луч бил в ближайшего врага, отвратительные собратья подкрадывались с боков. Стержни кололи затхлый воздух.
