Да помог бы определиться с Прохором. Многого мне не надо.
Тварь атаковала. Легко ушла от приклада и когтистой лапой добралась до тела. С треском порвав оленью куртку, вырвала кусок плоти и отбежала, восхищенно урча, радуясь добыче.
Быстро вернулась. Что для него кусочек? Вот если бы нога!
Схватка была короткой и яростной. Приклад винтовки покрылся бахромой дерева и разлетелся в щепки. Напоследок неугомонная тварь вырвала у меня из рук гнутый ствол и снова отбежала. Я выхватил из ножен саамский нож. И чуть не ослеп. Лезвие в темноте засветилось голубым пламенем. Удивительно. Я высоко поднял над головой нож, используя оружие, как фонарик. На грани света и тьмы дернулась во мрак буро-зелёная фигура. Пятнистая чешуйчатая кожа играет фосфорными фиолетовыми пятнами. Тварь опасливо сжала почти человеческие ноги с крупными ступнями, с большими кривыми пальцами и уродливыми ногтями-когтями. Пряталась. Головы я не вижу, значит, и огромные ноги не замечу. Логика трехлетнего ребенка.
– Беги, – предложил я ему и добавил, – бу!
Заманчивое предложение не приняли. Вдали заслышалось бормотание, быстро обрастающее гулом. Новые гости спешили на огонек. Голодные. Холодные. Лишенные ласки и полные тоски.
Завывают.
Я вздохнул. Ведь в своих мыслях защищал Карху, как мог. Придумывал отговорки, считая, что она меня спасла в очередной раз от смерти. Как же я верил красивой ведьме, вспоминая жаркое тело! Кому приписывал несуществующую доброту? Для чего? Всё обернулось типичным цинизмом. Надо мной посмеялись. И теперь я – один. С ножом. Против голодной своры. Весьма плачевный итог.
Под ноги прилетело изогнутое дуло винтовки. Покатал железяку ногой по красному камню. Послушал скрежещущий звук. Нет. Ошибся. Не только с ножом. Для последнего поединка мне как раз не хватало ствола от винтовки. Мысли что ли читают?
Для чего меня надо было спасать? Раз такая опытная ведьма, то помогла бы разобраться с воспоминаниями о Прохоре. Снова все мысли о нем! Вокруг столько непонятного, а я о дядьке своем пекусь.
В плечо тихонько толкнули.
Я оглянулся и подпрыгнул на месте. Сгнивший череп лошади недобро смотрел на меня живыми глазами. Лошадь неспешно прошла мимо меня, неся на себе закутанного в темную одежду седока. Я повыше поднял нож, чтобы лучше видеть.
Твари вдалеке протяжно заголосили, плаксиво жалуясь на свою несчастную судьбу. Повздыхали, повсхлипывали и отдалились, так и не решившись приблизиться. Противные голоса вскоре затихли.
Всадник направил коня на грань света к последней твари. Я невольно шагнул следом, освещая пространство. Шипастая тварь изогнулась, попыталась свернуться. Растянулась на каменном полу. Всадник медленно склонился. Погладил шипастую голову и поднес под пасть раскрытую ладонь. Из гниющих глаз твари выкатились мутные слезы. Она судорожно дернулась несколько раз и вытравила из себя кровавый комок. Лизнула напоследок кусочек мяса в узкой ладони и поползла, пятясь задом в темноту. Я, хмурясь, посмотрел на распоротую куртку. Потрогал рану в боку, понимая, что кусочек-то от меня. Всадник встряхнул комок плоти от слизи, взвесил в руке и спрятал в сумке на боку.
Интересно. Зачем? Поехал дальше, не оборачиваясь. Лошадь беззвучно переставляла копыта. Я заторопился следом, освещая дорогу голубым сиянием лезвия.
– Эй, служивый! – почему-то я решил, что всадник – казак, уж очень уверенно сидел на лошади, повадки такие же. И когда тот немного обернулся в мою сторону, спросил: – Огня не будет? Темень тут, хоть глаз выколи!
– К тебе еще не пришло зрение. Подожди, – очень тихо донесся до меня голос.
– Понятно, – мы тронулись с места дальше. Я поравнялся с всадником. – А кто это был? Кстати, спасибо за помощь. Вовремя.
– Я спасал щенка. У тебя даже еще глаза не открылись.
– Я бы вам, сударь, советовал впредь не называть меня щенком. Очень опрометчиво с вашей стороны.
– Хорошо, маленький волчонок. Как скажешь.
Ладно. Потом выясним, кто из нас щенок и маленький волчонок. Пока надо вытянуть как можно больше информации, не надеясь в ближайшем будущем на новых собеседников.
– Так кто это был?
– Нхо
[35]. Совсем дикие. Тебе повезло.
Я опять поморщился. Чужая самоуверенность меня всегда злила. Люди часто умирали из-за своей глупости. Свято веря в непоколебимые принципы. Надуманные обстоятельства. И виной тому являлись сами.
– А где мы?
– Здесь, – всадник поднял руку и обвел темноту. Понятно. Весельчак. Исчерпывающий ответ.
– Здесь, – я осторожно подбирал слова, – это где?
– У меня!
– Ясно, – я закивал головой, – как же я сразу не догадался, что мы у тебя здесь, – последние слова я выделил голосом, вкладывая сарказм и аристократическую иронию. Всадник не понял. Пожал плечом. Я до сих пор не видел его лица, скрытого капюшоном. Если во мраке тканей скрывается Прохор, то я или получу разрыв сердца или всажу в него нож. Надоел.
– Раз я у вас в гостях… – начал я.
– У меня в гостях?
– А разве я не у вас в гостях?
– Сомневаюсь. Я же тебя не звал, волчонок.
– Сударь! Мне не хочется вас постоянно одергивать. Я наконец-то начинаю понимать, кто вы такой. И мне бы хотелось воспользоваться случаем и представиться, исключая дальнейшие оскорбления в свой адрес.
– Зачем?
– Что значит «зачем»? Это правила хорошего тона. Мы должны просто представиться друг другу.
– Я знаю, кто ты.
– Зато я не знаю, кто вы, сударь!
– Правда? – удивился всадник. – Я думал, раз ты здесь, то знаешь к кому пришел. Обычно, все знают.
– Наверное, я исключение.
– Наверное. Меня зовут Рота.
– Как Бога смерти и болезней
[36]? Или потому что ты состоишь из трех взводов? – на ум пришел армейский устав и я, каюсь, не удержался от шутки, вспоминая из чего состоит воинское подразделение роты.
– А, ты… – торжественно зазвучал голос.
Я растянул губы в улыбке, вот только пускай попробует назвать меня щенком или волчонком. Сразу получит гостинец.
– Удивительно, – перебил я всадника, мнящего себя богом или ротным. – Дело в том, что я сам недавно осознал, кто я такой, потому что ко мне стала возвращаться память. А вы, сударь, утверждаете, что можете сразу сказать кто я? Без подсказок? И вам даже подумать не надо? Вот так сразу?!
– Конечно. Надо только меня не перебивать. И тогда ты всё услышишь.
