Спустившись в очередной раз с крутого склона сопки, я замер истуканом, ошеломленный увиденным – насколько хватало обзора для глаз, впереди тянулась заболоченная низменность: трава на кочках, стылая мертвая вода, почти черная от болотного торфа. Вдалеке журчал озорной веселый ручеек. Радовался рождающемуся дню. Пел. Я не видел его. Скрытый кустами травы, он звал к себе, обещая не быть преградой. Но болото вокруг… Я хоть и стоял на кочке, ноги сразу намокли – меховые сапоги совсем не сдерживали воду. Что же будет дальше?
Я потыкал палкой вокруг, и она с готовностью стала проваливаться в траву, погружаясь в воду.
Посмотрел на скалу за спиной. Самое время подняться обратно. Подумаешь, крутые камни. Лишь бы не заплутать и не вернуться назад к веже, сделав изрядный крюк. Значит, что? Только вперед, дальше, к ручейку.
Вдоль сопки не пройти. Кажется, она просто выросла из этой низины.
Вздохнул и решился. Главное добраться до ручейка. Не утону же я в самом деле? Вон какая трава вокруг. Да и палка у меня! Решено. Двигаюсь дальше.
Палка действительно пригодилась, когда с трудом прошел почти весь путь до ручейка и провалился сразу по пояс, а потом и по грудь в болото. Кто бы мог подумать? А с виду лужа, как лужа. Соскользнул с кочки, не допрыгнув до нее. Сил не хватило. Выдохся и угодил в западню. Вот тут длинная жердина и пригодилась, вытянул ее на кочки и прилег отдохнуть, оценивая ситуацию. Сердце бешено колотилось. Пот заливал глаза. А проклятые комары, словно ждали этого момента, налетели большой темной тучей, окружая плотным кольцом. Свет сразу померк. Тонуть совершенно не хотелось. Быть съеденным комарами тоже. Руками уцепился за космы травы и потащил себя на крохотную безопасную поверхность. Болото цепко держало ноги, холодя жижей, и не собиралось так просто выпускать свою добычу. Насекомые радовались и старались залететь в глаза и уши, не обращали никакого внимания на мою возню и гибли сотнями в брызгах болотной жижи.
– А ведь почти ушел, – подбодрил я себя, как мог, – и смотри – долго везло, а могли и сразу волки загрызть.
Жердь держала грудь. Руки не отпускали осоку. Последний рывок – и точно вылезу. Ноги еще в болоте, но рядом с поверхностью. Надо только приложить усилие.
Над опущенной головой фыркнули. От неожиданности дернулся и едва не утонул, опускаясь обратно в болото. Жижа вожделенно зачмокала, начиная заглатывать.
Посмотрел. Рядом на кочке стоял старый олень. Обломан один рог. А тот, что цел, мхом порос и на шапку больше смахивает. Большие черные глаза слезятся, капают желтым гноем. Смотрит на меня устало. Прядет рваными ушами, поблекшими от времени. Задрал жилистую ногу, и давай тыкать избитым копытом в меня. Беззубо тянет седые щетинистые губы. Противный и гадкий, но словно и не живой вовсе. Очень старый. Шкура облезлая, поеденная лишаем. На дедулю чем-то похож. Но это у меня уже видения начинаются, морок. Или, как они называют – эмерик накрывает. Северное шаманство не отпускает. Будь оно не ладно. Всё вокруг чудится. Последствия зимы и северного сияния. Не может же старик оленем стать, сильно подобное не по науке. Не по смыслу и не по разуму.
– Что копытом тянешь? Указываешь на меня? Смеешься что ли? Да, в болоте лежу. Да, тону. Иди ягелю поешь, нашел цирк. Я тебе не клоун, чтоб на меня глазеть!
Олень фыркнул, мотнул головой, собираясь попить, а потом выгнул шею величаво и понесся по болоту, прямо по середине, перепрыгивая с кочки на кочку.
Чего это он? Кого испугался? Я проводил его скачки взглядом, а потом посмотрел в сторону скал. И увидел зверя странного. Коричневого меха пушистого с черными подпалинами на боках и спине. Мордой похожего на медведя. Размерами чуть больше собаки. Лапы странные имел зверь. Передние – короткие, задние – длинные. От того спина вытягивалась горбом. А еще они были широкие и когтистые. Траву в труху рвали, когда случайно с ней соприкасались. И сильно косолапили, когда ко мне бежали, разбрызгивая тучу брызг.
Я не видел никогда росомах, но почему-то сразу понял, кто ко мне пожаловал.
Зверь остановился перед решающим прыжком и оскалился, широко раскрывая пасть с очень острыми и дивными белыми клыками. Такие на ожерелье Карху очень бы подошли! Очень длинные и острые! Далекий родственник медведя зашипел что-то воинственное и злобное. С атакой не затянул. Захлопнул пасть и понесся на меня, разбрызгивая каскады капель воды. Я даже залюбовался, глядя на чужое стремительное нападение и хищную грацию, не забывая погрузить руку в болото и пошарить на поясе, в поисках ножа. Чуть не утонул, пока нашел. Два раза жижи хлебнул. Сплюнул. Извини. Слишком просто с тобой вместе утонуть. Сейчас, когда я где-то в сотни верст от Колы. Мне теперь дойти до городка по-любому надо, а из тебя шапка выйдет богатая и ожерелье. Я своё отбоялся.
Твоя очередь.
Росомаха неслась уже большими скачками, паря в воздухе, сокращая дистанцию. Сердце глухо отсчитывало каждое мгновение, вторя пружинным изгибам мускулатуры свирепого и опасного хищника. Того, что не боится нападать на противника в пять раз больше себя.
Главное не отклониться назад – утону сразу, и не дать себе откусить голову в первую же секунду. Пожертвовать рукой? Точно. Сунуть локоть в работающие пилы и подло ударить ножом в шею зверю, как раз секунды должно хватить.
В последний момент росомаха изменила угол атаки и пронеслась мимо меня, поджав от страха хвост, превращаясь в нелепую собаку. Зад замелькал перед глазами, смешно подпрыгивая. Унеслась от меня прочь намного быстрее оленя. Если бы мог, непременно пожал плечом – надо для этого вытащить себя из топи. Как же приятно осознавать, что наконец-то тебя и звери начали бояться.
За спиной глухо заворчали. Слипшиеся от грязи волосы встали дыбом, помимо моей воли превращаясь в иглы дикобраза. По низине пошел смрад смерти и потянулись во все стороны щупальца отчаяния. Прикасаясь ко всему живому, они превращали его в прах. Низина умирала, чернела и увядала на глазах.
Безнадежность. От такого страха некуда скрыться. Не убежать. Можно исчезнуть только одним способом. Позволить стереть себя. Очень медленно обернулся, смаргивая с век комаров и липкую грязь. От болота поднимался молочный туман. Стеной. В небо. С трудом сглотнул. Огромный медведь, похожий на скалу, с которой я недавно спустился, брел по болоту. Останавливался. Мотал головой. Поднимал лапы и брезгливо стряхивал с себя жижу. Посмотрел на меня как-то скользь. Вздохнул. Заворчал. Пошел в сторону ручейка.
Я понял, что это за медведь.
И решил утонуть.
Погрузился по глаза, и ноги вдруг почувствовали камень. Постоял бегемотом. Подумал. Ладно. Оттолкнулся, схватился за жесткую траву, в пару рывков выполз на кочку. Поднял свою палку. Медленно пошел к ручью.
Туман стелился вокруг, а под ногами расступался, давая обзор так, что шаги давались мне без труда. На берегу чудного ручейка, на гладком камушке, сидела Карху. Плела толстую черную косу. Смотрела на бегущую воду, как в пене камней играет жирная форель, охотясь на мошек. И таинственно улыбалась. Солнцу, наверное.
