Книга Самоходчики , страница 25. Автор книги Артем Драбкин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Самоходчики »

Cтраница 25

Пошли мы дальше воевать. Прошли мы тогда Алленштайн, Гутштадт. Стояли севернее деревни Петерсвальде, недалеко от того места, где Черняховского убили. Там были скотные дворы. Их по два-три раза в день пехота брала, её оттуда выбивали. В ночь на 25-е мы съездили заправились, пополнились снарядами, горючим и вернулись обратно. А 25-го приказали взять эти дворы. Уже 4 машины у нас было — с ПРБ пригнали подремонтированные. Сходили один раз в атаку — машину одну подбили. Мы вернулись обратно. Откуда там появились противотанковые средства — не знаю. До этого мы просто хулиганили — останавливались метрах в 600 от немецких траншей и что хотели, то и делали. Не было у немцев противотанковых орудий. А тут вдруг болванкой… Наводчик и заряжающий погибли. Пополнить некем — людей-то не было. Машины были, а людей не было. Зам по строю дивизии зовет комбата нашего. Говорит: «Взять скотные дворы!» Комбат говорит — мол, там что-то на прямой наводке. Ну, а тот у связника взял карабин: «Не пойдешь — пристрелю!» И мы пошли. Взяли эти скотные дворы. Остановились. Там так — дом, скотный двор, сарай и здоровое дерево. Мы возле дерева и встали. Другая машина справа, третья немножечко сзади. Прошло немного времени — приводят пленного немца. Здоровый такой рыжий парень. Пуля ему в кончик носа попала, в горбинку. Но ничего не сделала. Он на колени встал, просит — не убивайте, мол, цвай киндер у меня. Ну что, оставили его. Посадили, где котлы для варки мяса. Ну, и сидим. У меня шуба такая была, автомат. Вдруг командир кричит: «Танки!» Выскочили. Восемь самоходок немецких. Три «Фердинанда» и пять «штурмгешютцев» 75-миллиметровых. Ну, по «Феде»-то ударили мы двумя снарядами подкалиберными метров с 400. Рикошет. Не берет. Смотрим — разворачивается в нашу сторону. А был февраль месяц, тепло, пахота раскисла. Ползет танк или самоходка — так, как лодка, днищем по земле, еле-еле двигается. Ну, разворачивается он, видим — дело-то плохо. Мы — из машины. Он как ударит — попал в дерево. Дерево впереди нас упало. Он еще пару раз выстрелил наугад — дерево нас кроной прикрыло. Мы обратно в скотный двор. Я сижу с фрицем, а он наполовину по-русски, наполовину по-польски говорит. Слышу — двигатель у машины заработал. Я выглянул, смотрю — моя самоходка-то уходит. А я-то здесь. Я забегал, конечно. У стойла лежал парень, раненный в живот. Просит: «Добей меня!» Я отказался. И только к выходу — откуда-то сбоку ударили из пулемета разрывными. Кирпичная пыль только заклубилась. Я обратно. Дело-то, вижу, керосином пахнет. Я снял шубу, завернул в нее автомат, под солому спрятал. Думаю: «Надо уходить». Пистолет у меня был. Его — в руку. И самое интересное, что у меня сапоги были. Солдатам-то раньше ботинки с обмотками давали. А у меня трофейные сапоги офицерские. Нога у меня 38-го, а они — 43-го размера. Я там кучу портянок накрутил — попижонить-то охота. Молодой был, 18 лет. Выскочил я, а самоходки уже метрах в 100 от нас. Стали стрелять по мне. Межа там такая была, наполненная водой, я — в эту межу и пополз по-пластунски. На мое счастье, рядом, немного в стороне группа пехоты поднялась. Тоже стала уходить. Видят, что дело-то такое. Немцы огонь перенесли на них. Я ползу, потом чувствую — что-то не двигаюсь. А выполз на сухую землю, сапоги сползли, не оттолкнуться голенищем-то. Сбросил я сапоги и босиком как дал, в одних носках. А машина уже бугор перевалила. Догнал, говорю: «Ребята, что же вы меня бросили-то?». А в машине двое убитых пехотинцев. Они хотели за броней спрятаться. Не получилось. Выскочили мы за бугор. И немцы за бугор перевалили. И стали бить по нам метров с 400. Здесь уже без промаха. Но, видно, пушкари у них неважные были. Попало в левый борт, кассету с зарядами разворотило и один двигатель. Мы сидели под пушкой. Наводчику в живот попало. Ну, удар-то дай бог какой, когда по броне бьет болванкой. Выскочили. И Сеня, наводчик, тоже выскочил. И сразу упал.

Перевернули, а у него живота-то нет. Живот ему совсем вывернуло — позвонки видно. В горячке, видать, выскочил. Механик обратно в машину. Один двигатель завелся. И поползли еле-еле. Я тоже прицепился, лег около пушки. А механик мне говорит: «Ты уходи, добьют же сейчас». Я спрыгнул с машины. А она еле ползет — километра два в час, наверное. К нашим, к огневым позициям артиллерии. Я только немного отбежал — ствол отбило у самоходки. Как раз где я сидел, около люка. Метров примерно 70 пробежал — удар в машину, сноп огня. Взорвалась она. Авиационный бензин был, Б-70. Механик оттуда вылетел просто, как ракета, весь в огне. А я уже в окопе спрятался. Он вскакивает, пистолет в руке, волос нету — все обгорело. Я хотел ему сказать: «Митя, давай сюда», потом на глаза его сумасшедшие посмотрел и понял — сейчас стрелять начнет. Я пригнулся, а он надо мной выстрелил.

Короче, всех сожгли, от полка ничего не осталось. Надо хотя бы на ноги что надеть — босиком ведь. Нашел какие-то опорки, надел. В общем, осталось у нас три или четыре человека от четырех машин. Мы вышли на дорогу, идем. Командир полка на машине едет. Ну, мы ему доложили, что пожгли самоходки, мол. Посмотрел он нас, головой покачал и дальше поехал.

Ну, пришли мы в тыл полка — это было 25 февраля. Нас вымыли в бане сразу. Опять ботинки с обмотками дали. Нацепил. А 27-го снова в машину и на передок. 1 марта пришли на хутор. Название не помню. До этого я по нему стрелял. Дом там был сгоревший и сарай. Немцы на века строили. Стены из зацементированных здоровых валунов. Мы между домом и сараем встали. Сидим, ждем. Вдруг командир говорит: «Танки, наверное». А впереди, чуть повыше стояло 76-мм орудие. Так оно бронебойными стрелять начало. Мы высунулись — я и механик. Снаряд разорвался у стенки сарая, на уровне дульного тормоза, метра 2,5–3 от нас. Осколки все брызнули к нам. Механику в висок по касательной попало, мне между челюстей, у уха. До сих пор не вытащили. Очнулся в подвале, мне голову бинтуют. Командир машины говорит: «Ты иди в тыл, а механика я оставлю. Кто ж машину-то будет водить?» Я и пошел в тыл. Прошло немного времени — до тылов-то пешком добираться надо — слышу, гусеницы лязгают. Оглянулся — моя машина идет. Я ее издали узнавал — подкову медной проволокой прикрутил на лобовой лист. За рычагами командир сидит. А я его спрашиваю: «Витька-то где?» Он на броню показывает: «Вон лежит». А получилась такая штука. Оттуда немного в сторону отъехали — немцы из минометов стали обстреливать. Ну, экипаж под машину залез — все прикрытие. А механик встал у прицела. Смотрит и говорит — левей, правей, недолет. И ему миной прямо за спину. В кассету со снарядами. Один фугасный снаряд лопнул вдоль и не сдетонировал. А гранат четыре штуки — в мешочках они висели — те сработали. Его изрешетило — хоть на свет смотри. Я на броню залез, смотрю — Витя лежит, белый весь, ну кровь, видно, вся вытекла.

Я не видел даже, как его хоронили. Попал в спецгоспиталь для челюстников, в Гутштадт. Раненых-то очень много было, не задерживали. Посмотрели — челюсть работает, шевелится. Отправили в госпиталь для легкораненых. Я уже в таком лежал с первым ранением, знал, что там не мёд. И сбежал. Я примерно знал, где базируется наш полк, и пошел. Смотрю — повозочники, сено везут. Я с их разрешения на сено забрался. Проехали немного, смотрю — наши полковые машины проскочили. Командир полка куда-то ехал на легковушке. Я спрятался, думаю — возьмут и отправят обратно. Через КПП прошли — там заградотряд стоял, пограничники — ничего. Повозочники сворачивали куда-то, а мне надо в другую сторону. Смотрю — наша полковая грузовая машина. Я помахал — остановились. За подушками и одеялами ехали. Оказывается, отвели нас с передовой.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация