Вижу, он с танка спрыгнул, вокруг пули свищут, мины, снаряды. Сам, как живой факел! Я знал, если сейчас упадет — не поднимется и сгорит заживо, пропадет! Отсчет времени на секунды шел. Заорал дико: «Не смей падать, ко мне бегом!» И вот, он несется, а пламя полощет, клокочет, будто живьем сожрать хочет! И это не кино, на глазах, наяву, такую жуть никогда не забудешь! Наконец, сошлись. И вот тут, с разбегу, что было сил я толкаю его, он падает. Так в первый раз я его повалил!
Ни секунды не мешкая, бросился в схватку с огнем, навалился всем телом, прижал — огонь отступил, угас. На этом можно ставить точку и кончать сказ. Тезку на танк и в медсанбат. А перед нами — купол рейхстага, как маяк впереди. Вот куда сходились все наши пути! Сколько жизней положено, сколько бед позади. И мы не могли, не имели права до него не дойти! Еще один перекресток. Простреливается фланговым огнем. Один танк горит!
Происходит заминка. Чего ждем? «Ну, как проскочим, пробьемся?» — своих спросил. А в ответ тишина. И тут еще немец. Трассами пуль застрочил. Все думали об одном: «Как живыми остаться!» И… «С Победой вернуться домой!!!» Конец войны недалек, но молох войны не разбирается и жесток. «Ну, что, ребята? Два раза не умирать!! А приказ — есть приказ и надо его выполнять». Мотор взревел. Танк с места рванул и понёсся стрелой. Да так, что из-под гусениц сноп искр по мостовой. И вот он спасительный угол-дома, но в этот миг удар в спину. В танке глухо, гарь и дым… Снаряд в моторное отделение угодил! «Ребята, живы?! К машине!!!» Сам сгоряча выскочил! И за углом свалился безжизненным кулем. Перегородку моторного отделения пробил большой осколок и меня под левую лопатку угостил. Ребята с рук в руки санитару меня передали… И этот медбрат быстро доставил меня в медсанбат. Какие были на фронте кудесники-хирурги-врачи. Осколок удалили, «дыру» залатали, да так, что уже через пару дней смог вставать. С трудом поднялся и побрел друга-тезку искать.
(Так встретились два фронтовых «брата» в покоях медсанбата). Он сидел в кресле, в затемненной отдельной палате с головы до пояса весь бинтами объятый.
В прорези бинта был виден отрешенный, тусклый взгляд — так встретил меня фронтовой мой брат. Обожженная половина тела вызывала адскую боль и температура 41–42 тут, хоть вой, хоть не вой. «Аркашка, дружище. Такой богатырь, балагур, весельчак — не смей сдаваться! Собери всю свою железную волю в кулак. Тезка, друг, держись, борись! У нас впереди еще целая жизнь!» И чтобы вы думали? Обгоревший как головня, выжил мой друг. А потом был День Победы. И еще много-много раз!
Тезка, в кругу друзей, повторял рассказ, как я его дважды от смертушки лютой спас.
Эпилог: Какая страшная картина — просто жуть! Танкист, объятый пламенем в пыли катается! А рядом танк пылает и горит — такое часто во сне мне повторяется… И я кричу: «Ведь это Тезка мой!!! Мой Друг! Спасенный мною под Берлином!!!» Я счастлив, он пришел домой!!! И как потом гордился своим сыном!!! Ведь это чудо, что «Тигр» немецкий не смог нам душу раскрошить И помешать в кругу Друзей по-молодецки до праздника Победы, в который раз дожить.
«Папа! Папка! Я живой! Теперь это — точно! Как горестно, что Лёвка не дожил!
А рана моя пустяковая и мы ждем, здесь в санбате, заключительную весть!
Берлин уже капитулировал! Радость переливает через край! Как бы Мама порадовалась!
Крепко обнимаю, твой Сын Аркадий».
Это письмо, написано 2 мая 1945 г.
Расскажите о своей учебе в Саратовском танковом училище.
Ну, что рассказать? Из всей учебы запомнился мне один эпизод. Когда мы на кухне чистили картошку, один товарищ ничего не делает, улегся спать. Фамилия у него была Твердохлеб. Подошел я к нему и говорю, что все работают, а ты нет, как же так? Ну, вышли мы с ним поговорить. А он, видимо, был боксер и как ударит меня. У меня лицо разбито, кровь потекла. Но, когда вернулись обратно, он стал работать вместе со всеми.
Аркадий Павлович, Вы воевали на самоходках СУ-85 и СУ-100, как Вы оцениваете эти машины?
СУ-85 и СУ-100 — это такие боевые машины, которые, по сути дела, являлись дополнением, причем, очень важным дополнением наших танковых войск, наших танков Т-34. СУ-85 имела 85-миллиметровое орудие и была готова бороться с «Фердинандами», «Тиграми», «Пантерами», а на танке Т-34 стояла 76-миллиметровая пушка и, естественно, она была слабее, чем 85-миллиметровая. Недостатком СУ-85 и СУ-100 было то, что стрелять они могли только вперед, а в сторону нет, зато была ниже на полметра. А что такое в бою цель, значительно ниже чем танк? Конечно, немцы в первую очередь били по танкам и били для того, чтобы уничтожить. А на СУ-85 и СУ-100 они обращали внимания меньше.
Как Вы оцениваете приборы наблюдения в этих самоходках?
Приборы стрельбы наблюдения ТШ-15 были замечательные, очень хороши сами по себе, они расширяли возможности видеть цель, уже не такой, какая она на самом деле, а в 4 раза больше, чем они есть. Это с одной стороны, а с другой стороны ТШ-15 очень часто выходил из строя. Каретка, на которой нанесены несколько шкал «бронебойный», «подкалиберный» и «осколочный», почему-то не очень прочно была закреплена. В результате, она падала что ли, а раз упала, значит, ее возможности никуда не годились. Кстати сказать, на моем ТШ-15, еще до боев, было такое. Мне заменили прибор наблюдения на новый и, в результате этого, я мог видеть немецкие танки с увеличением, гораздо лучше, чем без прибора. А, что касается немецких приборов наблюдения и наводки орудий — у них была отличная техника, даже может быть лучше, чем советская.
Для борьбы с огневыми точками и танками, какая наилучшая дистанция стрельбы была?
Наилучшей дистанцией является дальность прямого выстрела, которая для танков составляет 800 метров.
На этих восьмистах метрах 85-мм орудие бронебойным снарядом может стрелять на дальность прямого выстрела.
Это означает, что траектория полета снаряда не превышает высоты цели, т. е. высота цели будет в пределах 3 метров. Это дает возможность поставить прицел «8» и иметь траекторию полета снаряда в пределах 3 метров.
Эти условия очень хорошо использовалось нашими наводчиками, но у немцев появились более мощные танки, с более мощной броней. Нам стало просто необходимо стрелять уже не с 800 метров, а где-то метров с 400, с 300, и даже ближе. И, в связи с этим, дальность прямого выстрела 800 метров, прицел «8», не имел никакого значения. Нужно было менять этот прицел, с тем, чтобы можно было точнее бить по немецким целям. Но прицел «8» с наведением под обрез, дает возможность стрелять, зная, что траектория полета снаряда не поднимется выше 3 метров.
Аркадий Павлович, вы были командиром машины, что входило в Ваши обязанности?
Командир — это руководитель и экипажа и машины, которая вверена ему. И, кстати сказать, он расписывался за каждую машину. Подпись свою ставил, удостоверяющую, что она приведена в боевую готовность и готова вести огонь против немецких танков. Командир управлял и механиком-водителем, который вел машину через поле боя, и руководил наводчиком, заряжающим. Наводчик-это второе лицо, которое правильно наводило орудие на цель. В обязанности заряжающего было открыть затвор и дослать необходимый снаряд в его казенную часть. Он должен был или фугасным снарядом зарядить, если огонь ведется по цели, которая деревом или землей защищена. Дальше этот же осколочно-фугасный снаряд ценен тем, что если отвернуть верхний колпачок, он становится осколочным. Осколочным снарядом бьют по живой силе противника, которая вооружена стрелковым оружием. В бронебойном снаряде головка не играет никакой роли. Взрыватель стоит в донной части и взрывается с задержкой, после того как бронебойный снаряд проникнет в цель и внутри поражает экипаж. Поражает и моторно-силовую установку, если попадает в нее. И, наконец, последний — подкалиберный снаряд. Подкалиберных снарядов было всего пять в распоряжении командира, которые он берег, обычно, как зеницу ока. Так вот, подкалиберным снарядом мог наводчик бить так, как у него была специальная шкала — прямой наводкой. Прямой выстрел — 1500 метров. До 1500 метров настильная траектория не превышает высоты цели. Что собой представлял подкалиберный снаряд? Раз он подкалиберный, значит, он делан под калибр 85 или 100 миллиметровой пушки. Носовая часть у него очень мягкая, а в середине — сердечник, который мог пробивать немецкую броню. И, уже проникнув внутрь немецкого танка или какой-то бронированной цели, здесь поднимается высокая температура. И этой высокой температурой снаряд может зажечь танк. Может создать огромное количество осколков от брони, которые поражают экипаж, моторную установку, установку поворота танков и т. д.
