В семь лет я пошел в школу. Тут, на улице Полицейской, была 32-я школа (сейчас это на улице Федорова, 32-я гимназия). А улица называлась так, потому что до революции там был полицейский участок — вот название и осталось. А скверик мы называли Полицейским садиком, даже сейчас старые жильцы называют его Полицейским. В царское время моя школа называлась женской гимназией, а после революции стала неполной средней школой № 32. Проучился я семь классов, а в 1941 году, перед войной, поступил в 12-ю артиллерийскую спецшколу.
Ты же знаешь, что в конце 30-х годов встал вопрос, что нужны командные кадры в армию, и начали создавать школы по типу юнкерских — как в царское время. Вот и в Киеве были созданы артиллерийская спецшкола, военно-воздушная спецшкола и военно-морская спецшкола. Например, на территории нашей 32-й школы, на том месте, где была спортплощадка, за полгода выстроили четырехэтажное здание и организовали там военно-морское училище. Туда сразу записалось много пацанов. И девочкам очень нравились военные, хотя ходили и разные шутки. Например, артиллеристов обзывали «бананами», а моряков — «калюжниками», вроде как они по калюжам плавают, а не по морям.
А 12-я артиллерийская спецшкола находилась там, где сейчас Институт физкультуры. Помню, как я туда поступал. Это было для нас, для пацанов, очень приятно — стать военным, командиром в те времена, когда разговоры идут о войне. И многие-многие шли в спецшколы. Вот и я в 1941 году закончил семь классов, получил свидетельство о неполном среднем образовании и сразу туда, в спецшколу. Там меня война и застала.
То есть, проучились Вы совсем недолго?
Да как же учиться, если пришлось тут же удирать? Но в спецшколе нас, конечно, «обрабатывали» — мы готовились встречать немцев. Тех, кто постарше, сразу же забрали в училище, а мы, первокурсники, второкурсники — остались.
Когда началась война, в Киеве быстро и организовано создавались ополченские отряды. Ну и нас, пацанов, тоже в этом задействовали. Сформировали ополчение маргаринового завода, ополчение завода имени Дзержинского, ополчение фабрики имени Карла Маркса — в Киеве очень много ополченцев было. А в спецшколе нас учили бросать бутылки Молотова — мы на улице Деловой устроили пункт обучения, и командование знало об этом, все было хорошо организовано.
На окопах мы тоже работали — выходили отрядами и копали. Ездили по Васильковской на Чабаны и там рыли. Мало того, мы даже обучали обращению с оружием некоторых ополченцев, которые только пришли — нас ведь в школе, а потом и в спецшколе учили военной науке.
Так случилось, что переплелись мои дороги с Родимцевым, командиром 5-й воздушно-десантной бригады, которая обороняла Киев. В августе месяце, перед наступлением немцев на Киев, ему была дана команда — разместить бригаду по главным улицам Киева. Вот они и разместились на улице Саксаганского и на площади Толстого. И он вместе с начальником оперативного управления штаба фронта Баграмяном Иваном Христофоровичем объезжал на машине позиции, смотрел, как расквартировались. Вот там мне пришлось с ним познакомиться.
Расскажите подробнее об этой встрече.
Ну что, приехали они в центр. А мы же пацаны, артиллеристы! Надо же нам полковников и генералов увидеть?! Они как раз ехали по Красноармейской и остановились — на каждом углу останавливались и смотрели, как там ставятся оборонительные точки. Мы к ним подошли, и тут уже пришлось разговаривать. Александр Ильич у нас спрашивал, кто мы, чем занимаемся. А через много лет, после войны, когда Родимцев приехал в Киев, мы опять встретились. Я тогда работал заместителем директора трикотажной фабрики «Киянка», и он приехал к нам в гости. Мы с ним обнялись, расцеловались, как побратимы. Он меня не только узнал, но и книжку свою подарил в знак дружбы. Вот, смотри: «Уважаемому Анатолию Яковлевичу в знак дружбы на долгую и добрую память. От Родимцева».
В начале августа немец пошел на Киев, но на помощь прибыли ополченцы, воздушно-десантный корпус и ударили по врагу хорошенько. Ты же знаешь, что Гитлер намечал 8 августа войти в Киев. Но у него ничего не получилось — наши отбросили немцев аж за Чабаны и туда дальше на юг. И на какое-то время фронт остановился — немцы, конечно, обстреливали Киев, но не наступали. А уже в сентябре, числа пятнадцатого, снова начали наступать. Наши все ушли из центра города, а немец шел от фабрики Карла Маркса и завода Дзержинского, и по Красноармейской дошел до площади Толстого. А дальше ты знаешь — окружили множество наших войск, загнали их в тупик под Киевом, возле села Борщев. Мне потом люди рассказывали — там что-то страшное творилось! Немцы загнали наших в болото, и они почти все там погибли.
А нам, пацанам, сказали убегать, куда кто может, пока немцы еще не сомкнули кольцо. А мой отец тогда работал железнодорожником в управлении Юго-Западной железной дороги — ему был пятьдесят один год, и его уже не призывали через возраст. Встретил я отца — он сказал, чтобы я бежал куда-нибудь. А сам он выехать не мог, потому что не отпускали с работы. Но все-таки мы успели проскочить — отец выбирался сам, а мама с сестрами уехала раньше. Папа имел в товарняках два места для эвакуации, посадил на эти два места трех человек (маму с двумя сестрами), и они еще в конце июля уехали в Саратов (в Саратове работал муж моей старшей сестры). Многие шли в эвакуацию, кто как — и на товарняках, и пешком. Колхозы гнали скот, и люди вместе со стадом уходили.
Как Вы выбирались из Киева?
Да что пацану? Вцепился за товарняк да и поехал. Не только ж я один такой был — сотни, тысячи людей бежали. Цеплялись на крышах, висели на ступеньках — да как угодно. Короче говоря, доехал я до Саратова.
Бомбили по дороге?
Ой, страшное дело! Но, слава тебе Господи, доехал живой-здоровый. Когда добрался до Саратова, то пошел работать на завод — надо же что-то делать, правильно? Работал на военном заводе № 205 имени Хрущева — точил снаряды. А в 1942 году уже имел трудовую книжку с мокрой печатью, при том, что мне было всего пятнадцать лет. Ну а что — во время войны даже десятилетние пацаны стояли у станков и точили снаряды. Вот смотри, моя трудовая книжка: «05.02.1942 — принят на должность ученика токаря. 03.08.1942 — уволился ввиду ухода на учебу. 06.09.1942 — принят токарем 3-го разряда. 29.09.1943 — уволился ввиду призыва в РККА».
На заводе давали какой-то паек?
Помню, что сто грамм хлеба давали. Не умирали, но голодали конечно.
Что можете сказать о криминогенной обстановке в Саратове во время войны?
Ничего плохого не могу сказать. По-моему, в Саратове не было такого сильного криминала. Да и некогда было хулиганить — мы там не только работали, но и занимались тушением пожаров. В Саратове есть большой нефтеперерабатывающий завод, называется «Крекинг», и его каждую ночь бомбили. И вот у нас было так: в шесть часов вечера — отбой, а в первом часу ночи — подъем, на машины и едем на завод тушить пожар.
В 1941 году на заводе меня приняли в комсомол. А под конец 1942 года на заводе сформировался комсомольско-молодежный батальон под Сталинград, и мы, молодые комсомольцы, туда записывались. В батальоне нас обмундировали и повезли на автобусах под Сталинград, в город Камышин. Приезжаем в Камышин, а Сталинградская эпопея уже заканчивается, немцев уже окружили и все. И нас вернули обратно на завод. Там я опять работал токарем и проработал до самого призыва в армию 29 сентября 1943 года. Когда нас призвали, то выстроили и сказали, чтобы те, кто имеет неполное среднее образование, сделали два шага вперед. Я вышел из строя, и нас взяли во 2-е Саратовское танковое училище. Вот, читай: «2-е Саратовское танковое училище. Пашукевич Анатолий Яковлевич зачислен курсантом 6-й роты». Там и учился, получил младшего лейтенанта. Сдал все экзамены на пятерки, только по стрельбе из револьвера — «4».
