Затем мисс Хопкинс подула в свой свисток, и внезапно все остальные девочки начали метаться взад и вперед передом мной, крича и взмахивая клюшками, как будто хотели поубивать друг друга. Начался дождь – и это был совсем не тот теплый дождь, к которому я привыкла дома: казалось, будто кто-то кидает пригоршни льда мне в лицо и на мои голые ноги, тут же покрывшиеся гусиной кожей.
В этот момент я поняла, что Англия может оказаться совсем не такой, как в веселых историях из школьных учебников.
Всю свою жизнь я слушала рассказы об Англии – и о закрытых школах, в которые ходят настоящие английские дети. Мой отец учился в такой школе, когда был маленьким мальчиком, и он не перестает рассказывать об этом. Он заставил меня научиться читать и писать по-английски, и не только меня, но и всех наших слуг, даже муй джай
[8] – и затем давал мне читать бесконечные груды английских книг.
При этом я никогда и не думала, что сама пойду в английскую школу. Все мальчики из таких семей, как моя, конечно, отправлялись в такие школы, но девочки обычно оставались на острове Гонконг. И я бы тоже осталась, если бы не случились две вещи: во-первых, у младшей жены моего отца родилась еще одна дочь. Это означало, что его мечта отправить сына в английскую школу снова рухнула. Во-вторых, Викторию Чен, девочку, которую знала моя семья, отправили в Хэмпденскую школу для девочек в Каире. Ее отец показал мне фотографию Виктории, на которой она неловко стояла рядом с другими бледными маленькими девочками в форменных платьях, и мой отец тут же решил, что если Чены смогли это сделать, то и мы сможем и даже превзойдем их.
Следующее, что я помню, – как отец рассказывает мне, что, хоть сейчас и середина учебного года, я должна отправиться в школу – и не в Каир, а в самую настоящую Англию.
– Если Чен думает, что он может подобным образом демонстрировать свое превосходство, – сказал мой отец, – то он ошибается. Кроме того, ни одна школа в мире не исправит тупоумия его дочери. Моя умница Хэзел стоит десяти таких, как Виктория Чен, и она это еще докажет.
Мать была в ярости. Одержимость моего отца Англией вызывает у нее ненависть.
– Западные школы не принесли ничего хорошего ни одному китайцу, – сказала она.
– Ох, ну же, Лин, дорогая моя, – сказал мой отец, смеясь. – А как же я сам?
– Вот именно, – отрезала моя мать, и всю следующую неделю она в знак протеста говорила только на кантонском.
Конечно, я была в безумном восторге. Как и мой отец, я была одержима подлинной, настоящей Англией. Наш дом, издали похожий на большой белый пирог, и все имение, в котором он находился, были заполнены западными вещами. У нас была аккуратная зеленая лужайка, окаймленная розовыми розами (мама всегда жалуется, что их постоянно нужно поливать), а издательство «Folio Society» ежемесячно присылает нам свои тяжелые, прекрасно пахнущие посылки с книгами – отец пополняет свою библиотеку. В каждой комнате узорчатые обои почти полностью скрыты картинами – изображениями огромных английских особняков, окруженных просторными полями и малюсенькими фермерами, людей, восседающих на прекрасных вороных лошадях или пьющих чай на зеленых лужайках. В столовой у нас висела огромная и великолепная картина, изображавшая короля, усатого и с военными наградами, рядом с королевой в жемчугах и белом платье.
– Это мой маленький английский уголок, – говорит мой отец. А выглядывая за стену нашего имения, я видела рикш на шумных, пыльных улицах, тянущихся вплоть до порта Виктория, забитого джонками и пароходами. И тогда наш дом казался мне частью совершенно иного мира.
В тот день, когда оказалось, что я еду в Англию, я сидела в нашей гостиной – мебель из красного дерева немного покосилась и искривилась из-за жары, обои отходят – и предавалась мечтам о жизни в школе, представляя, как я хожу за руку с золотоволосой девочкой, с подругой, которая превратит меня в настоящую английскую мисс, такую же, как она сама.
Но тем утром, когда я, продрогшая, стояла на игровом поле, мне казалось, что все эти английские мисс на самом деле ужасные и безумные. Я сжала свою клюшку так крепко, как могла, а потом кто-то со страшной силой врезался в меня. Я пошатнулась и охнула (я такая тяжелая, что сбить меня с ног не так-то просто), а затем этот кто-то сказал: «О, извините, мне очень жаль».
И это, конечно, была Дейзи. Ее волосы хаотично выбивались из кос, а ее глаза сияли невероятной синевой, и, хотя все остальное в Англии оказалось совсем не таким, как я ожидала, здесь, по крайней мере, я увидела настоящий английский идеал – моя золотоволосая подруга оказалось реальной; девушка, словно сошедшая со страниц наших картин и книг об Англии.
Вспоминая этот момент теперь, я думаю о том, как же я была глупа.
Часть 3
Мы узнаем кое-что интересное
1
В среду утром мисс Белл (разумеется) все еще отсутствовала, и все по-прежнему были одержимы идеей, что дело в загадочной группировке с Востока. Лейли Томпсон-Бейтс, приходящая ученица из седьмого класса, рассказывала любому, кто был готов слушать, что ее мать слышала от своего друга, будто тот видел женщину, почти в точности похожую на мисс Белл, в магазине в Эбингдоне, где та покупала азалии. Еще одна девочка, которая знала все о языке цветов, сказала, что азалия означает «Будь осторожен!», и это тоже всех очень взволновало – но потом Лейли призналась, что имела в виду гортензии. Поскольку оказалось, что гортензия означает «холодность», теория потеряла убедительность.
– К тому же я понятия не имею, когда у нее могло найтись время купить цветы, если она действительно была в бегах, скрываясь от банды мафиози, – с презрением прошептала мне Дейзи, прежде чем повернуться к Китти и обсудить, не могли ли загадочные преследователи мисс Белл прибыть из России.
Дейзи приучает младшеклассниц собирать для нее слухи, так что она отправила Бетси Норт и еще нескольких своих информаторов на поиски полезных сведений. Она прямо и откровенно сказала им, что именно она хочет выяснить: ее интересовало, что делала мисс Белл в понедельник, накануне своего таинственного исчезновения. А мы тем временем опрашивали старших девочек.
Хотя все непрерывно обсуждали мисс Белл, мы обнаружили, что большинство разговоров были совершенно бесполезны. А вот Бетси вернулась к нам с более удачным уловом.
Одна шестиклассница, младшая подружка Бетси, в понедельник была на заседании Культурологического общества с Мамзель. Это само по себе было полезно, поскольку напомнило нам, что у Мамзель хорошее алиби на период между 4:20 и 5:20. Дальнейшее оказалось еще интереснее. Эту малявку отпустили с заседания Культурологического общества на пять минут раньше, потому что у нее болел живот. И как раз после 5:15 она пришла в гардероб Старого крыла, чтобы забрать свою шапку и пальто. Там она неожиданно наткнулась на мисс Белл. Мисс Белл, согласно показаниям малявки, копалась в груде старых пальто; потом она вытянула из нее истрепанный экземпляр «Тысячи и одной ночи», рявкнула: «Я это конфискую!» – и в раздражении удалилась по направлению к библиотечному коридору.
