Мы дошли до Дома, болтая о Богглсе – пони, которого Бини оставила дома и по которому невероятно скучала. Дейзи, в свою очередь, начала рассказывать о Глэдстоне, своем гениальном пони, который однажды перепрыгнул через шестифутовый забор. Они всё болтали и болтали, а я смотрела вверх сквозь голые ветви деревьев на высокие дома и темнеющее небо и не могла перестать думать об убийстве.
Действительно ли именно убийца разбил те окна? И если да, почему он пытался убрать тело мисс Белл из школы? Где было спрятано тело? И самое важное – кто убийца? Мы установили алиби Мамзель, мистера Маклина и мисс Хопкинс, но мисс Лэппет, мисс Теннисон и Единственный все еще не имели алиби, а ведь все они были рядом со спортзалом как раз в подходящее время. Кто же из них сделал это?
Часть 4
У нас возникают подозрения, а потом мы ссоримся
1
Во вторник, во время утренней молитвы, после суровой беседы о ценности окон в коридоре Нового крыла и о том, что сознаваться в совершенных проступках очень важно и это долг порядочной ученицы Дипдина, мисс Гриффин наконец выдала новости, которых мы все ждали.
– Как вы могли заметить, – сказала она с кафедры, – мисс Белл на этой неделе не выходила на работу. К несчастью, я должна сообщить вам, что она уволилась. Пока мы не найдем подходящую замену, другие учителя будут проводить для вас уроки естествознания. Я прошу вас с уважением относиться к дополнительной работе, которую им придется делать, и я надеюсь, что это положит конец тем беспочвенным слухам о причинах отсутствия мисс Белл, которые я слышала в последнее время.
Она обратила на нас строгий взгляд сквозь очки для чтения в золотой оправе, и несколько девочек отвели глаза. На мгновение даже я почувствовала себя виноватой.
Затем все наконец осознали, что она сказала, и все девочки начали возбужденно переговариваться. Остановить «беспочвенные слухи» не удалось. Король Генрих оглядывалась по сторонам, и ее лицо было бледным от ярости. Интересно, нога у нее все еще болела? Свирепый взгляд Короля Генриха на какое-то мгновение прекращал перешептывания, но они возобновлялись, как только она отводила глаза.
– Ты уверена, что мы должны продолжать расследование? – спросила я у Дейзи, когда мы вышли со службы.
– Не тормози, Хэзел, – шикнула она на меня. – Ты же знаешь, что на самом-то деле Белл не уволилась. Она мертвее мертвого, и мы – единственные, кто знает правду. Подумай о ее семье, Хэзел. Если мы не узнаем, что случилось на самом деле, никто не узнает.
Это ужасно со стороны Дейзи – вот так вот упоминать семью мисс Белл, – и притом совершенно в ее духе. Она знала, что я начну беспокоиться из-за этого, и меня действительно охватила тревога. Я представила себе мать мисс Белл. Наверное, она вдова и живет одна в холодной комнате, так же как и сама несчастная мисс Белл.
Все это очень расстроило меня. Я предпочитала считать, что у учительниц вообще нет жизни; как будто, если я войду в Дипдин во время каникул, окажется, что все они так же бродят по коридорам и дают уроки в пустых классах. Но как только я представила трагическую участь матери мисс Белл, я уже не могла заставить этот образ исчезнуть.
И, конечно, Дейзи это понимала.
Мы молча шагали по мраморной шахматной доске библиотечного коридора, аккуратно выстроившись парами. Я размышляла о матери мисс Белл и все больше и больше расстраивалась. Дейзи, наверное, думала об убийстве, и о модных шляпках, и о том, кто списывал на тесте по математике, – обо всем одновременно, как будто в ней на самом деле три человека.
Через две пары от нас Китти прошептала что-то Бини, как раз когда мы проходили мимо мисс Паркер, дежурившей рядом с учительской. Она рявкнула на них так гневно, будто они богохульствовали.
Наш ряд споткнулся и остановился, и девочки, которые шли сразу за нами, начали натыкаться друг на друга и взволнованно вытягивать шеи, чтобы разглядеть, как мисс Паркер запустила руку в свою прическу и завывала от ярости. Конечно, мы все привыкли к приступам ярости мисс Паркер, но это было что-то совершенно новое. Разражаясь криками по поводу бесчестья, которое они навлекают на школу, мисс Паркер предписала Китти и Бини дважды остаться после уроков, а затем забыла об этом и добавила еще одно наказание на всякий случай.
Все мы стояли неподвижно и как можно тише, чтобы не привлекать ее внимания, будто оказались в зоопарке рядом с тигром. Но все равно она заметила, как Лавиния таращится на нее, и заорала: «А ВЫ, ВСЕ остальные, НЕ ЗАДЕРЖИВАЙТЕСЬ! Торопитесь, или вам всем от меня достанется, вам всем…»
Но в этот момент мисс Гриффин прошла через коридор, в котором мы столпились, и успокаивающе положила руку на плечо мисс Паркер. У мисс Гриффин была пугающая способность появляться в нужный момент, как раз тогда, когда требуется ее вмешательство.
Мисс Паркер вздохнула от прикосновения, и вся ярость словно вышла из нее. Даже ее волосы обвисли.
– Пойдемте, мисс Паркер, – сказала мисс Гриффин ободряюще, как будто они были на вечеринке в саду и опаздывали на чай. – Идите, девочки, иначе вы опоздаете на свои уроки.
И все подчинились. Если мисс Гриффин велит вам что-то сделать, лучше вам послушаться. Все разошлись, быстро, но неохотно, и вскоре коридор снова выглядел как обычно. Но Дейзи, которая шла рядом со мной в добропорядочном молчании, повернула голову и посмотрела на меня широко открытыми глазами; мне было совершенно ясно, что означает этот взгляд: мисс Паркер снова ведет себя подозрительно.
2
Не только мисс Паркер вела себя подозрительно. Наш второй урок во вторник – это английский с мисс Теннисон, которая хотела получить место заместителя директора, но была вынуждена уступить мисс Белл. Мисс Теннисон, как я уже сказала, страшно чувствительная и до ужаса нервная. Ее большие слезливые глаза наполнялись влагой мгновенно, как прижатая к лужице воды губка, реагируя на все, от поэзии до зверушек, а поскольку в этом полугодии мы изучали великих поэтов, нам приходилось терпеть рыдания мисс Теннисон почти на каждом уроке.
В тот день она вызвала Дейзи прочитать «Сельское кладбище» Томаса Грея
[10]. По выражению, которое скорчила Дейзи, я догадалась, что на ее вкус это стихотворение – совершеннейшая ерунда, но прочла она его хорошо, как обычно, чистым, спокойным голосом, который не выдавал ее мыслей.
Но пока она читала, я заметила – как и Дейзи, хотя она не показала виду, – что мисс Теннисон плачет еще больше, чем обычно.
«Навеки затворясь, сном беспробудным спят», – читала Дейзи подходящим к случаю похоронным тоном. Мисс Теннисон побледнела. Фактически при каждом упоминании могил или умерших людей (а в элегии Грея их полно, скажу я на случай, если вас самих еще не заставили ее прочесть) она дергалась, будто ее били током. Когда Дейзи дошла до строк: «Вотще над мертвыми, истлевшими костями, трофеи зиждутся, надгробия блестят», – мисс Теннисон задрожала так сильно, что я подумала, будто она сейчас упадет со своего кресла. Когда прозвучала последняя строка, мисс Теннисон сидела в молчании так долго, что мы все начали переглядываться, действительно беспокоясь о ней.
