Сегодня я и представить не могу, что попалась бы на эту уловку. Однако в то время я была просто в восторге от мысли, что у меня уже могут появиться друзья и что такая красивая девочка предлагает мне подружиться с ней. Так что я кивнула.
– Ну, тогда порядок, – сказала Дейзи. – Залезай.
И пока все остальные девочки смотрели, затаив дыхание, я влезла в сундук и скрючилась на дне, обхватив колени руками.
– А теперь, – сказала Дейзи, – мы собираемся захлопнуть крышку. Иначе это будет ненастоящая проверка, не так ли? Лавиния, ты следи за временем. Помни, девочка-иностранка, ты должна продержаться так долго, как только сможешь. Поняла?
Я снова кивнула, стиснув руки. Я ненавижу темноту, а тогда я ненавидела ее еще сильнее, но я не хотела говорить об этом такому безупречному человеку, как она.
Дейзи наклонилась надо мной так близко, что я могла почувствовать на своем лбу ее теплое дыхание.
– Наслаждайся, девочка-иностранка, – прошептала она, а затем крышка сундука с громким ударом захлопнулась, и я осталась в темноте. Я услышала смешки, потом что-то щелкнуло и послышался стук, раздались взрывы смеха, а потом топот бегущих ног, который постепенно удалился и растворился в топоте множества людей по лестнице. Где-то внизу ударил гонг, топот ног ускорился, а потом наконец смолк.
В Доме стало очень тихо. Скорчившись в своем сундуке, я начала подозревать, что все это как-то неправильно. Мне уже было известно, что гонг – сигнал к ужину и что я никогда не должна опаздывать на ужин. И я была голодна. Но одновременно я думала, что мне велели выдержать как можно дольше, и именно это я и собиралась сделать. Я была в Англии, а в Англии, я была уверена, нужно молчать и стойко переносить невзгоды.
Так что именно этим я и занялась. На то, чтобы найти меня, у смотрительницы ушло три часа, и когда она меня наконец обнаружила, она просто кипела от ярости. Она спросила меня, кто во всем этом виноват, – но, конечно, я знала, что не могу ответить ей, не оказавшись доносчиком. Всю следующую неделю я проводила перерыв на ланч, сидя рядом с ней и зашивая дырки в носках, но это стоило того, потому что потом Дейзи похлопала меня по спине и сказала с некоторым восхищением и удивлением:
– Неплохо, девочка-иностранка!
Предполагаю, что в некотором роде с тех пор я только тем и занималась, что залезала для Дейзи во всяческие сундуки, не спрашивая зачем. И только теперь я в первый раз задумалась: ради чего я, собственно, это делаю?
Часть 5
Мы организуем дерзкое ночное расследование
1
В пятницу днем я пришла в гардероб немного раньше, чем Дейзи. Я решила пока что простить ее – по крайней мере, пока не увижу, что выйдет из ее плана. Я протиснулась между толстыми серыми рядами пальто, потирая лодыжку, и уже начала переживать по поводу того, что мы собираемся сделать, когда я услышала её голос:
– Тсс! Хэзел!
– Я тут! – прошептала я, высовывая голову из-за края вешалки для пальто.
– Отличное укрытие, Ватсон, – сказала Дейзи, шумно плюхнувшись рядом со мной. Торжественным движением она вытащила бутылочку из своего портфеля и теперь держала ее перед собой. – Ну что, ты готова начать расследование?
Мы обе посмотрели на бутылочку. В общем-то, я была готова начать расследование, но не была уверена, готова ли я для этого сначала попасть в лазарет.
– Осторожно, нельзя выпить слишком много, – сказала Дейзи. – Помню, няня говорила, что это может быть опасно.
– Слишком много – это сколько? – спросила я.
– Понятия не имею, – сказала Дейзи жизнерадостно. – Нам придется просто отхлебнуть и надеяться на лучшее. Ну, до дна!
Она отпила глоток, скорчила рожу и передала бутылку мне. Я нервно отпила немного лекарства. На вкус оно было вязкое и сладкое, совершенно не такое, как я ожидала.
– А теперь воды из крана, быстро, – сказала Дейзи. Я поспешила вслед за ней и запила это водой. Но даже после этого во рту остался привкус чего-то липкого и сладкого.
– А что мы будем делать теперь? – спросила я.
– Будем ждать. Это не должно занять много времени. Не бойся, это не так уж неприятно.
2
Это была неправда.
На уроке французского, едва сев за парту, я почувствовала, что мой желудок сейчас выпрыгнет наружу. Я в ужасе прикрыла рот рукой.
– Ох, Мамзель! – трагическим голосом крикнула Дейзи с соседнего места. – Кажется, я заболела!
Она и правда заболела, этого сложно было не заметить. За ней последовала и я, но поскольку большинство людей уже столпились вокруг Дейзи, мне уделили меньше внимания. Нас обеих спешно повели в лазарет, и за нами тянулся отвратительный рвотный след. Когда мы прибыли, медсестра Минн посмотрела на нас, выдала каждой по ведру, усадила над ними и предоставила самим себе.
– По крайней мере, мы пропустим урок этикета, – сказала я через час, улучив момент между приступами рвоты. Я ненавижу уроки этикета, поскольку мне целый час приходится ходить кругами со стопкой книжек на голове.
– Ничего не имею против этикета, – гулко донесся из ведра голос Дейзи.
– Я знаю, но я-то как раз имею, – сказала я, и меня снова стошнило.
Но даже тот факт, что мы пропустили урок этикета, мало утешал. Меня рвало уже несколько часов, и во время чая, и во время ужина, которых мне совершенно не хотелось. Казалось, что желудок выворачивается наизнанку.
– Должна сказать, что это намного хуже, чем я помню, – тяжело дыша, сказала Дейзи. – Поскольку это все равно не прекращается, я бы не отказалась от булочки.
От одной только мысли о булочке меня стошнило еще раз, а потом и Дейзи тоже. Все это выглядело жалко и унизительно, и во время особенно отвратительного приступа рвоты я решила, что, раз мы так страдаем, мы просто обязательно найдем какие-нибудь по-настоящему ценные улики.
– Я думаю, вам двоим лучше остаться здесь на ночь, – сказала Минни, когда зашла проведать нас. – Тут есть место, где вы можете поспать. Силы небесные, вы, наверное, съели что-то, не идущее вам на пользу?
Наконец, после нескольких часов совершенно отвратительного самочувствия, рвота прекратилась, я смогла встать и натянуть на себя пижаму, которую Минни оставила для меня. У нее были одновременно слишком длинные штанины и слишком тесный верх. В лазарете было зеркало, и, посмотревшись в него, я увидела, что выгляжу как больной ребенок огромных размеров с бледным круглым лицом и уродскими волосами, насквозь мокрыми от пота. Пижама Дейзи, разумеется, отлично на ней сидела, а от болезни ее щеки порозовели, а глаза посветлели, как у милой китайской куклы.
Я забралась в свою кровать, выстланную холодными белыми простынями, чувствуя себя как выжатое белье. Все, чего я хотела, – это спать, желательно несколько лет.
Однако у Дейзи на этот счет было другое мнение.
