Книга Поймать еврея, страница 10. Автор книги Тувиа Тененбом

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Поймать еврея»

Cтраница 10

Я сижу с ними и наблюдаю, как они учатся распознавать буквы. Это переносит меня на много лет назад, к началам моих познаний, и я закрываю глаза.

Алеф. Бет. Гимел.

Буквы — это образы; Алеф выглядит так, Бет — вот так. Буквы — существа странные, им не хватает эстетики. Почему буквы не могли быть живописнее? Они — такие холодные, грубые, старомодные существа, пережившие каким-то образом концентрационные лагеря. Буквы — могущественны, жестоки, манипулятивны и очень умны. Я хочу, чтобы я управлял ими, а не они контролировали меня.

Алеф! Бет! Гимел!

Учитель пробуждает меня от грез. Не хотел бы я посмотреть, как эти его ангелы играют? — спрашивает он.

О, это наслаждение для глаз и ушей. И во время игры я прошу их спеть, не зная, как они отреагируют на мою просьбу, но дети и учитель находят эту идею занятной и тут же начинают петь. Они и выглядят и поют, как ангелы. Это так воодушевляет!

Что станет из этих сладких существ, когда они вырастут? — спрашиваю я себя. Ответ можно увидеть снаружи на улице.

"Женщины, — говорит большой плакат снаружи, — пожалуйста, не приходите в наш район в нескромной одежде." Части женского тела, которые могут быть непокрыты, это лицо и пальцы. Некоторые женщины, как я вижу, не веря своим глазам, продвигают "скромность" на шаг дальше: они не показывают ни йоты плоти, даже глаза, и когда они идут по улице, то выглядят как огромные черные движущиеся мешки для мусора. Что это — еврейские талибы?

В моё время таких женщин не было. Иерусалим стал святее, думаю я.

Не вернуться ли мне снова на фестиваль на всякий случай? Может, позже. Сейчас я нуждаюсь в пиве. Я выхожу из Меа Шеарим и иду приземлиться в Уганду.


* * *

Уганда-Бар.

Мне рассказывали об этой Уганде раньше и даже больше, чем я в действительности интересовался, но сегодня это будет моим убежищем от ходячих мешков для мусора, еврейских нацистов и стариков, грабящих банки. Именно в этой Уганде, говорят знающие люди, вы можете попробовать палестинское пиво и лучший хумус. Я хочу и то, и другое. Первое, что я обозреваю, когда вхожу в Уганду, это не бутылка пива с логотипом "Аллах", на что я надеялся, а немецкий безалкогольный напиток Бионад. Я спрашиваю Юлию, барменшу, почему они импортировали этот конкретный бренд.

Люди вокруг меня сразу понимают, что я здесь впервые и поэтому спешат объяснить мне основы: большинство иностранцев, часто посещающих это место, названное в честь согласия Теодора Герцеля на британское предложение устроить европейских евреев в Африке, приезжают из Германии, в первую очередь из Берлина.

Помимо Бионада, ещё две вещи, бросившиеся мне в глаза, это портрет Теодора Герцеля слева и фотография фонтана Тайбе справа.

— Вы должны попробовать Тайбе, — советует мне старик, — это палестинское пиво!

— Что значит палестинское — сделано палестинцем или продаётся палестинцем?

— Сделано. Сделано.

— Каким палестинцем — мусульманином?

— Да! А что же еще?

— Уверены?

— На сто процентов!

— Но мусульманам запрещено пить алкоголь?

— Ах, может быть, он христианин.

Я сажусь, чтобы попробовать Тайбе, и Алон, друг владельца бара и частый здесь завсегдатай, начинает разговор со мной.

— Я не еврей, я иудей, — успевает он сообщить мне, пока трезв.

Он также "…музыкант, и у меня есть группа под названием "моджахеды", что подразумевает людей, начавших Джихад".

— Я пост-сионист. Нет, не так. Я пост-пост-сионист. Я считаю себя иудеем, я люблю Библию. Иудейскую, а не еврейскую. Вы должны понять: иудаизм, как мы знаем его теперь, развился только около четырехсот лет назад, и я против. Есть, может быть, десять человек на земле, которые думают так же, как я, но это не имеет значения. На мой взгляд, сегодняшний иудаизм такой же, как ислам и христианство, ни об одном из них я не забочусь.

Есть народ, который Алон любит особенно, сообщает он. Кого? Немцев. Почему?

— Немцы самый замечательный народ Европы.

Я говорю ему, что я немец из Берлина, и он влюбляется в меня тут же на месте.

Как легко делать людей счастливыми.

Я пью ещё пива. В конце концов, я немец и должен наслаждаться любой ерундой, обнаруженной в этой стране. Со ртом и животом, налитыми пивом, я смотрю на них всех с некоторой отстранённостью: они евреи, а я немец, и, простите за слово, но я лучший из этих двух.

Я встаю, и немец внутри меня с истинно немецкой гордостью решает покорить эту землю. Нет, я не прежний германец, из тех, что завоевывали земли других народов танками, я новый немец, хороший немец, современный немец, который вершит добро. Я завоюю эту землю, наставляя ее обитателей на лучший путь.

Кто знает, может быть, я даже смогу возродить проект Уганды и освободить палестинцев от вечных страданий, объяснив евреям, что в Уганде им будет лучше. Я многому научился из истории, своей собственной истории, и чувство морали, мной приобретённое, введёт новый порядок и в этой части мира. Я буду вестником мира и перемен, мира и любви.

Лишь только я выхожу из Уганды на завоевание, как получаю сообщение из Синематеки: “Не хотели бы Вы посетить Яд ва-Шем завтра?” Это приглашение, посланное и другим гостям фестиваля, поражает мою недавно обретенную немецкую душу глубоко и лично. Яд ва-Шем — Музей Холокоста в Израиле, и не нужно быть гением, чтобы понять, кого я могу там найти: моих бабушек и дедушек. "Старая Германия" — это туманно далеко; бабушка и дедушка — вопрос персональный.

Одно маленькое сообщение из Синематеки рушит моё моральное превосходство, опуская его до самого дна моего существа. Быть немцем совсем не весело, а весьма грустно.

Я отвечаю, что пойду. Мое завоевание земли закончилось.

Вернувшись домой, я обнаруживаю бродячих кошек на заднем дворе, следящих за мной злыми глазами. Они меня не любят. Я не знаю, считают ли они меня немцем, арабом, евреем или кем-то другим. Но в итоге, они меня ненавидят. Я решаю не допустить, чтобы бестолковщина сегодняшнего дня на меня влияла, и иду покупать сладости. В Израиле у них есть рогалики, и я покупаю четыре штуки. Рогалики — это маленькие пирожные, и, когда я их ем, я чувствую, что становлюсь религиозным: приверженцем Рогаликов. Я верю в Рогалики и убью любого, кто не даст мне им поклоняться.


* * *

Яд ва-Шем.

Представитель музея встречает участников фестиваля и представляет нам ряд статистических данных. До Второй мировой войны в мире было 18 миллионов евреев, в настоящее время — 13,5 млн.

Яд ва-Шем построен в форме треугольника, представляющего как бы половину Звезды Давида. Другая, недостающая половина, означает убитых евреев. Их больше нет, нет второго треугольника.

Мы движемся мимо ужасных фотографий мертвых евреев, и все, что я могу подумать, заключено в этом: некоторые из людей здесь были моими родственниками, и вот так они закончили свою жизнь.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация