Ханан Ашрауи. Я хочу встретиться с этой дамой. Она — прекрасное дополнение к Арье Кингу.
Пришло время оставить Иерусалим, местопребывание израильского правительства, и появиться в Рамалле, местопребывании палестинского правительства.
Выход Четвертый
Факты: Еврейское государство никогда не существовало. Евреи обязаны оплачивать арабу пятилетнее музыкальное образование. Палестина была основана четырнадцать тысяч лет назад.
Ханан — это "человечный образ" ООП и является "человечным образом" палестинцев уже много лет. Ее визитная карточка говорит: “д-р философии Ханан Ашрауи. Член Исполнительного комитета ООП. Департамент информации и культуры”. Когда я приезжаю в ее офис в здании штаб-квартиры ООП в Рамалле, ее ещё нет, но ее секретарша, Мэгги, красивая палестинка-блондинка, уже тут. Мэгги рассказывает мне, что ее муж — немец, работает "честно и аккуратно" в немецкой GIZ (Deutsche Gesellschaft für Internationale Zusammenarbeit), и что Германия вкладывает огромные деньги в строительство палестинского государства.
Она сидит за своим столом на фоне карты: "Палестина. 1948" (еще без Израиля); она полна улыбок, энергична и предлагает мне арабский кофе.
Тут вам не кладбище, поэтому кофе Jacobs нет и в помине; здесь настоящий арабский кофе небесного качества и вкуса.
Хорошо, что Мэгги христианка. В противном случае, в месяц Рамадан меня приветствовали бы только улыбкой и картой. Телевизор в штаб-квартире ООП включен. Сейчас идет вариант "Улицы Сезам".
— О, это для ребенка. Мать привела своего ребенка, — говорит Мэгги о другой сотруднице.
Пока играет "Сезам", в офис Ханан звонит Аль-Джазира, главная арабская сеть теленовостей.
— Нельзя ли прийти на несколько минут, — спрашивают они, — чтобы взять интервью у Ханан?
— Это займет всего пять минут, — обещает мне Мэгги.
В ожидании Ханан я смотрю на Kharta в офисе Мэгги. Kharta на арабском языке означает "карта", а на иврите есть жаргонное словцо — kharta, означающее "подделанное", "воображаемое". Думаю, ивритский сленг берет свое начало с этой самой карты, где отсутствует даже Тель-Авив. Я говорю: "думаю", потому что не многие израильтяне говорят по-арабски, и некого, собственно, расспрашивать. Несколько месяцев назад, например, Биньямин Нетаньяху выступал с речью, в которой он говорил об уникальности Израиля. При этом он упомянул слово "dugri", что означает что-то вроде "прямой", и сказал, что ни одна другая культура не имеет такого слова, оно существует только в иврите. Израильтяне, сообщил он миру, являются самым прямолинейным народом, и именно поэтому у них есть дополнительное слово для "прямого". Знал бы он или его слушатели, что dugri происходит от арабского durgri, что означает, вы удивитесь, "прямой".
Я нуждаюсь в сигарете. Я пытался закурить до того, как прибыл в штаб-квартиру ООП, но люди на улицах Рамаллы мне не позволили. Раз за разом прохожие на улице требовали, чтобы я немедленно погасил сигарету. "Сейчас Рамадан!", — кричали они на меня. Я делюсь своей проблемой с Мэгги, и она показывает, куда пробраться покурить. Я иду туда и выкуриваю одну за другой три сигареты, пока не появляется наконец Ханан, и я иду на встречу с ней.
Офис Ханан красиво и аккуратно оформлен. В центре стола — тарелка с нарезанными фруктами и овощами всех цветов радуги. На стене висят несколько фотографий, все со вкусом, но ни на одной я не вижу вездесущую мечеть Аль-Аксы, символ Палестины. Ханан — христианка, и, возможно, поэтому ей не хочется иметь изображение мечети в своем кабинете.
Мы пожимаем друг другу руки, я сажусь, и когда я уже готов открыть рот, входят люди из Аль-Джазиры.
Эта Аль-Джазирская бригада — самые большие профи из тех, кого я видел за долгое время. У них занимает менее минуты настроить дорогую аппаратуру, и в мгновение ока они готовы к действию. Они знают воззрения Ханан, но им хочется "звуковой фрагмент." Все интервьюируют Ханан, почему бы и не Аль-Джазира? Корреспондент смеется, весело хмыкает и улыбается. Ханан тоже. Они, похоже, знают и любят друг друга.
Улыбки прекращаются перед самым началом, и выражения лиц становятся серьезными. Они напоминают мне актеров в гримерке перед спектаклем. Наступает серьезный момент, и с грустным лицом в дополнение к значительному внешнему виду Ханан рассказывает, как Израиль плох, и интервью быстро заканчивается.
Со скоростью света команда Al-Jazeera сворачивается и выходит.
* * *
Теперь остаемся Ханан и я.
— Как бы вы хотели представить палестинский народ и себя остальному миру?
— Как народ мы, вероятно, похожи на любой другой народ в мире. У нас те же стремления; мы хотим жить в мире, достоинстве и уважении прав человека. Проблема в том, что исторически нам, как народу, было отказано в этом. Мы живём в ситуации незаметной другим, но на самом деле трагической, когда мы лишены прав владения, рассеяны и изгнаны или под сапогом военной оккупации.
Мы тоже хотим жить; мы любим жизнь. Мы хотели бы творить. Мы любим литературу, любим читать стихи, рисовать, танцевать и устраивать праздники в Палестине. Но есть постоянная напряжённость и давление, мы должны сопротивляться оккупации, иметь дело с рассеянием и изгнанием и в то же время поддерживать свою человечность и приверженность большой цели, чувствовать, что мы являемся частью всего человеческого сообщества.
Мы, палестинцы, постоянно ощущаем изоляцию. Мы были исключены из человеческого сообщества, на нас были наклеены ярлыки и стереотипы, поскольку о нас говорили наши враги, а не мы сами.
Думаю, мы народ, напоминающий древнего мореплавателя. Понимаете, у нас есть что рассказать, и мы хотели бы рассказать. Это повествование, отсутствующее в человеческой летописи, которое мы пытаемся сделать распознаваемым. Это подлинная наша история, и мы не хотим, чтобы остальной мир видел нас глазами и через рассказы, скажем, политического контроля израильской оккупации.
Ханан меня удивила. Наблюдая ее по телевизору и читая о ней, я всегда представлял ее жесткой женщиной, личностью холодной и держащей на расстоянии. Но сидя напротив, чувствуя тепло ее голоса, я не мог не быть тронут и не проникнуться к ней уважением. Она умна и хорошо говорит. В отличие от Арье Кинг, она говорит длинными предложениями, у нее богатый словарный запас и, полагаю, она не маклер. Если бы она, пытаясь продать мне дом, отвечала на каждый имеющийся у меня вопрос такими длинными предложениями, сдается мне, я бы, может, пригласил ее на кофе с пирожными, но уж точно остался бы в своем старом доме еще на пару лет.
Может быть, я должен задавать более точные вопросы, и тогда она будет отвечать мне короче.
Но прежде чем у меня появился шанс попробовать, Ханан делится со мной ещё одной идеей.
— На мой взгляд, это поразительно, что палестинцы, живущие на своей исторической земле на протяжении сотен и тысяч лет, должны отказаться от большей части своих земель, на которых будет основано другое государство.
