— Моя бабушка жила в Яффо, там она построила свой дом. И я не думаю, что это справедливо, когда люди вынуждены покинуть свою страну. Это несправедливо, даже если у нас будет соглашение с Израилем.
Она говорит о 1948 г. Она говорит о справедливости, такой, какую она бы хотела, с евреями, живущими где-нибудь в другом месте. Я стараюсь заставить ее быть точнее в своем заявлении.
— Вы предлагаете, чтобы евреи исчезли отсюда?
Она избегает мины. "Мы ведем сейчас мирные переговоры", — говорит она сухо.
— Но вы бы предпочли, чтобы евреи уехали?
— Мы ведем переговоры о мире.
— Вы предпочли бы, чтобы евреи, живущие здесь, исчезли?
Она не отвечает напрямую на этот вопрос, лишь повторяет предыдущее заявление.
Я подхожу к ней ближе и стучу по ее лбу как стучат в дверь, тем временем шепча ей в уши: "Я — ангел. Вы спите в постели. И я прихожу к вам, стучу в ваш лоб и говорю: Рула, Рула, Рула! Что бы ты хотела, чтобы я сделал с израильтянами? Скажи мне свое желание, и я его осуществлю. Неважно, что ты хочешь, я это выполню. Скажи мне, скажи своему ангелу. Скажи мне: ты хотела бы, чтобы я отправил всех евреев обратно в Европу?”
Рула не может сдержаться и хохочет.
Успокоившись, она говорит: "Вы не журналист, вы политик."
— Нет, я ангел! Настоящий ангел. Скажи мне, Рула, и я выполню твое желание!
Она снова смеется. Она смотрит на меня, ее губы двигаются, но беззвучно.
— В чем дело, Рула?
— Я министр, я не могу ответить на этот вопрос.
— Попроси своего ангела о чем хочешь и скажи своими словами.
— Я могу сказать, что справедливого решения нет. Она улыбается мне улыбкой взаимопонимания лишь одними глазами и добавляет: "Вы знаете, как это интерпретировать, вы знаете, что я думаю."
Да, я знаю. Она хочет, чтобы отсюда убрались все евреи, включая Гидеона и Уди. Возможно ее желание исполнится, и Яффо будет очищен от евреев, но никто не может предсказать, дадут ли ей, христианке, дом.
* * *
Мы отлично проводим время вместе, Рула и я, и много смеемся. Она любит таких немцев, как я, мистер Тобиас, и мне она нравится. В данном случае я остановился на имени Тобиас, не Тоби, полагая, что, может, для женщин это звучит сексуальнее, и я думаю, это сработало хорошо. Но время идет быстро, и я должен уходить. Я хочу осмотреть город. Рула просит женщину по имени Сахар сопровождать меня на экскурсии по Вифлеему.
Вначале мы едем в центр города. Там между церковью Рождества Христова и мечетью Омара на площади Мангер находится здание под названием "Вифлеемский Мирный Центр". Я захожу. Я люблю мир. Внутри, как вы понимаете, представлена "мирная информация". Например, что израильтяне, или, как здесь называют, "ашкенази" — ненастоящие евреи. Они — некие особые существа, которые прошли через массовое обращение в иудаизм несколько сотен лет назад. Эта часть информации, чтобы ее уж точно никто не пропустил, предоставлена на разных языках.
На случай, если вы все-таки пропустили эту важную информацию, предоставленную вам бесплатно государством Палестина, снаружи есть еще информация об израильтянах. Да, да. Снаружи, в центре площади, есть секция: "Информация для туристов об оккупации". Я взял печатную брошюрку " Информация …" в Центре Мира и сажусь, чтобы полистать ее, поскольку Сахар хочет познакомить меня со всем. В брошюре говорится, что в конце Второй Мировой войны "368000 сионистских колонистов эмигрировали в Палестину", уничтожили палестинцев и "высадили быстро растущие сосны", чтобы скрыть свои преступления.
Существует даже перечень источников, из которых взята информация. Наиболее значительные из них либо полностью еврейские либо финансируются за счет евреев.
Стоит заметить, что эти евреи, внуки Musulmänner, решили описать своих бабушек и дедушек, избегших печей европейского расизма, в виде банды диких зверей.
Я не могу вязнуть в этом. Надо продолжать движение. На стенах вокруг площади я замечаю плакаты, восхваляющие шахидов. Шахиды, мученики, изображены с автоматами. Как правило, шахиды — это люди, которых убили после того как они убили тех, кто "высаживал сосны".
* * *
Я намереваюсь помолиться Иисусу.
При входе в церковь Рождества Христова я вижу полицию надзора за туризмом. Не уверен, в чем точный характер ее миссии, но заметил, что вместо винтовок и пуль они держат авторучки и бумагу.
Группа туристов собирается войти в церковь, но полицейский останавливает их.
— Туристическая полиция здесь для сбора статистики, — объясняет мне Сахар.
— Откуда вы и сколько вас? — спрашивает полицейский.
— Мы из Японии, и нас семеро, — отвечает один.
— ОК. Мархабан (Добро пожаловать).
Человек отделяется от группы и подходит к полицейскому, чтобы поговорить с ним.
— Я с японцами, — говорит он, — но я швейцарец. Это нормально?
Я смотрю на него, и думаю: "Вот самое верное доказательство того, что Бог существует: кто еще мог создать такого идиота, как этот швейцарец? Большой Взрыв сделать такое не может”.
Коп, для которого это не первый швейцарец, с которым он столкнулся, подмигивает мне и улыбается.
Церковь Рождества Христова, если вам хочется знать, разделена на Греческую православную, Армянскую и Католическую секции.
Как истинный христианин, я спускаюсь вниз в пещеру, чтобы поклониться точно на том месте, где родился Иисус. В двух футах отсюда — ясли. Эти два крошечных участка, как я узнаю, принадлежат двум разным конфессиям. Горе вам и проклятие Господне на вашу голову, если вы, будучи членом одной конфессии, попытаетесь молиться на площади другой.
Такова эта земля. Напряжение на каждом квадратном ее футе.
Возвращаясь к конфликту между арабами и евреями… здесь две христианские общины борются за пространство в два фута шириной, и борьба иногда превращается в насилие, а там снаружи какой-то Керри думает, что он может добиться мира между нациями.
Мимо быстро проходит монах, держа поднос с долларовыми банкнотами. Его счастье, что Иисус мертв. Будь Иисус жив, этот монах и его церковь остались бы без долларов.
* * *
После молитвы Сахар ведет меня к Молочному Гроту церкви — гроту, высеченному в меловом песчанике. Вероятно, сегодня палестинское правительство хочет, чтобы я молился. Молочная церковь поставлена на месте, где Матерь Божия остановилась с младенцем Иисусом, чтобы покормить его, и капля молока из ее груди упала на землю. Вот почему скалы здесь белые. У входа в церковь стоит статуя царя Давида. "Царь Давид был палестинцем, — поясняет мне Сахар, позируя рядом с царем, чтобы продемонстрировать свое сходство, — Он родился в моей деревне. Царь Давид был мой прапрадед". Они похожи как сиамские близнецы, того же роста и того же возраста.
