Отлично. Немец Тоби любит, чтобы его возили, а он слушал рассказы о палестинских страданиях. Точно так же, как и прочие его немецкие собратья.
Я беру такси из Тель-Авива в Каландию, и водитель довозит меня до КПП, сам он не может пересекать палестинскую границу. Я оглядываюсь вокруг и чувствую, что что-то здесь не так, потому что КПП практически пуст.
Звонит Лина. Не могу ли я взять такси до отеля Mövenpick, и она заберет меня оттуда?
А как же автомобиль, который должен был меня забрать?
— К вам трудно послать машину, в районе Каландии большая пробка.
О чем она говорит? На кладбище движение активнее, чем здесь. Но пойди поспорь с Линой, саудовской палестинкой — вам ни за что не выиграть.
Я обхожу место в поисках такси, и вдруг в мгновение ока оно превращается в зону боевых действий. Подростки с закутанными лицами жгут на дороге шины и бросают камни в израильских солдат возле КПП. Над моей головой и в мою сторону летят камни весом не меньше меня самого.
Мне бы надо бежать отсюда, но мое любопытство оказывается мощней камней. Я хочу понаблюдать реакцию другой стороны, может быть, стрельбу на поражение, но израильские солдаты предпочитают не реагировать. Психологически, как я вижу, это самое худшее, что может приключится с подростками, бросающими камни: они довольно быстро выдыхаются. Надеюсь, они не обратят на меня свое внимание. Если бы кто-то из них знал, кто я такой, меня бы бросили живьём в огонь и дальнейшая вечеринка происходила бы здесь уже без моего участия. Не удивительно, что Лина не хочет отправлять сюда машину. Если произойдет взрыв, лучше, чтобы автомашина палестинского правительства здесь не стояла.
* * *
После нескольких неудачных попыток я нахожу такси и еду в Mövenpick.
Какое богатство и великолепие! Флаги Палестины и Швейцарии высоко реют перед отелем, вода распыляется на зелень рядом, блестящие немецкие автомашины снуют туда и оттуда, и изящно одетые служащие готовы исполнить любое ваше сокровенное желание.
Это тоже, нравится вам или нет, Палестина. Не те, так часто связанные с этим именем, ужасные картины опустошения и разрушения, принесенного евреями. Нет. Увы, iPad: ты не рассказываешь мне правду.
Прибывает Лина, и мы едем в офис Джибриля, где нас ждет правительственный автомобиль.
— Мы не способны сегодня улыбаться, трое наших убиты ими, — говорит парень в офисе.
Это грустное и серьезное приветствие занимает около минуты. Сегодня здесь немец Тоби — человек, семья которого видела смерть, принесенную бомбежками Союзных Сил во Второй Мировой Войне. И все же он до сих пор смеется, поэтому вскоре в офисе снова слышен смех.
Добро пожаловать, брат.
Через небольшое время автомобиль берет нас на прогулку.
Бывший руководитель Службы Безопасности Палестинской Нации сегодня главный Спортсмен Палестины. Человек, которого боятся, человек, у которого в сейфе лежат все секреты нации, человек, чье второе имя — "Хитрец", человек железной воли, каменного сердца и сентиментальной души, человек, который может заставить вас плакать и смеяться в ту же минуту, человек, который застрелит вас, если захочет, или станет баловать, человек, вылепленный из этого песка, человек, который может предать вас в секунду или молниеносно убить, человек в сравнении с которым бледнеют герои легенд, человек с телом из плоти, но нервами из стали идет меж гор и холмов, меж шоссе и глубоких долин во славу палестинского спорта.
Вы можете смеяться или плакать, но внутри вас растет осознание, что нет человека, подобного ему. Американский президент играет в гольф, немецкий канцлер сидит, слушая Вагнера, израильский президент ест ифтар с имитаторами Обамы, русский босс плещется с рыбами. И все они делают это, пока десятки, если не сотни сотрудников службы безопасности охраняют их, ограничивая доступ для глаз общества.
Не таков Джибриль.
Он идет и каждый может это видеть.
Конечно, его охраняют. В каком-то смысле. Автомобиль сзади и автомобиль спереди. Он идет, а вокруг около десятка человек или около того. Это охрана не поражает ваш взгляд штурмовыми винтовками и прочими впечатляющими железками. Нет.
То, что они несут с собой, другого типа и сорта: вода, мороженое, бананы, финики, йогурт и иное умное оружие. Когда им кажется это подходящим, внизу долины или на вершине горы, они открывают бутылку, лижут сладости или кусают фрукты.
То же делает и Джибриль. Восточный человек, которого боятся, лижет мороженое.
И всякий раз, когда Джибриль облизывает или откусывает, я тоже облизываю и откусываю. Каждый, кто смотрит, видит, что мы — сиамские близнецы. Джибриль начал прогулку около пяти или шести пополудни, и в дороге уже около трех часов. Я присоединился к нему во второй половине этой восхитительной прогулки.
Пока мы идем, Джибриль гневно ругает ХАМАС. Он на самом деле их не любит. Несколько лет назад он баллотировался против своего брата Найефа на место в PLC (Палестинский законодательный совет), и Найеф выиграл. Найеф это ХАМАС, а Джибриль — ФАТХ. ФАТХ сильно проиграл на тех выборах, и в конце концов потерял Газу. Джибриль может много что рассказать о тех днях, но он просит, чтобы это осталось в частной беседе.
Мы идем. Идем и идем.
Человеческие руки даже самого талантливого художника не в состоянии нарисовать то, что нас окружает. Дороги, идущие кругами среди массивов выступающего бело-коричневого песка, тропинки узкие и широкие, скрытые между холмами и горами. А тем временем ветер мягко дует на наши вспотевшие лица. Ты идешь и идешь, но дорога никогда не кончается. Часть пути расположена внутри Израиля, часть внутри Палестины, часть в области общего контроля, но трудно сказать, когда мы входим из одной страны в другую и когда выходим. Я всегда думал, что хорошо охраняемые КПП разделили две эти страны, но, ребята, как я был неправ.
Для многих людей на планете, тех, кто поколениями читали и слышали об израильско-палестинском конфликте, спорная территория должна воображаться огромной по площади, больше, чем Канада, но, когда вы идете с Джибрилем, вы понимаете, не только, как малы и Израиль, и Палестина, но и то, как обе они связаны. Вы можете судить о том, в какой вы стране только по дорожным знакам: тут они на арабском, там — на иврите, некоторые из которых предупреждают израильтян, что им проход юридически запрещен. И между ними можно проехать на автомобиле. Не на бронетранспортере, не на танке, не на самолете. Просто на автомобиле. И кошки. Да, кошек не волнует политика, они просто хотят немного мороженого. Мои кошки получают кошерное молоко, а эти кошки — халяльное мороженое.
Мы идем по дороге, по главной дороге: автомобили и мы, машины и облизывающие мороженое спортсмены.
Мы идем и говорим, говорим и идем. Бок о бок, порой рука об руку. Мы: номер один агент безопасности Палестины, позирующий в качестве спортсмена, и немец Тоби, ничего не позирующий кошерный ариец.
