Уже более тридцати лет, как я покинул эту страну. С тех пор я садился в тысячи такси в какой бы стране я ни жил, но израильские таксисты отличаются от всех. Это заставляет меня вспомнить сказанные мне Амосом Озом слова. В Израиле даже "автобусная остановка временами становится семинаром."
На удачу на следующий день университет Аль-Кудс в Абу-Дис, где находится главный университетский кампус, собирается проводить "Международный конкурс по правам человека" с 8:00 утра до 5:00 вечера.
Мои кошки попивают кошерное молоко (сегодня я дал им козье молоко, произведенное в поселениях. Вы можете купить его в Иерусалиме, но не в Тель-Авиве, где его бойкотируют). Кошки говорят, что мне стоит отправиться на конкурс, при условии, что я оставлю для них достаточно много молока.
Я наблюдал, как люди готовятся к возможной войне. Настало время узнать, как люди готовятся к миру.
Выход Тридцать Первый
Дорожная карта мирного процесса: нарисовать свастику и выиграть Международный конкурс по правам человека.
Я сажусь на автобус в Абу-Дис. Какое чудное путешествие. Мы едем на фоне величественного зрелища переходящих один в другой холмов, которые будто защищают Священный город в грандиозной демонстрации своей мощи.
Проезжая городки на пути в Аль-Кудс, я вижу здесь и там свастики разных размеров и цветов, но для такого как я, любящего Сирию немца, они выглядят замечательно.
На случай, если забыл упомянуть, сегодня я опять в моей бейсболке в форме сирийского флага, и палестинские ребята, те, что время от времени получают пинок за бросание камней в израильских солдат, приветствуют меня, когда я прохожу мимо. "Сирия", — кричат они.
На входе в Аль-Кудс мне рассказывают, что вчера израильская армия попыталась войти в кампус, но охранники и студенты не пропускали их. Завязалась драка, и в конце концов, они зашли.
Не знаю. Меня здесь тогда не было, я только что приехал.
Все палестинские студентки, с которыми я сталкиваюсь, носят хиджаб. Женщины без него — это иностранные студентки. Я узнаю, что Аль-Кудс и американский Бард колледж являются университетами-побратимами. Хотелось бы поговорить с американцами, но я боюсь опоздать на международной конкурс в области прав человека.
Тут возникает небольшая проблема: я не могу найти участников.
— Где проводится Международный конкурс по правам человека? — спрашиваю я проходящего мимо толстяка.
— Идите туда, — указывает он на группу из четырех мужчин, — они — профессора по правам человека.
Я подхожу к ним, но им ничего не известно о конкурсе. Ну, раз уж я здесь, то хотел бы обсудить этот предмет с ними. Они были бы рады посидеть со мной, говорят они, но к большому сожалению, лекции, которые они должны читать, начинаются через несколько минут. Лекции по правам человека, понятное дело.
Я отправляюсь в университетский центр по связям с общественностью и встречаюсь с Рулой Джадалла, желая узнать, где проходят лекции по правам человека.
Она звонит в разные отделения, проверяет расписание, но не находит никаких лекций по правам человека, имеющих место быть где-либо в кампусе в это время суток.
К сожалению, профессора "повесили мне лапшу на уши". Конечно, я не очень расстраиваюсь. Это же Ближний Восток, а на Ближнем Востоке все сказки. Ничего в реальности.
На стене за спиной Рулы висит письмо USAID, официальное письмо, объявляющее грант в размере $2,464,819 на 2006–2007 год от правительства США.
— Пока это единственный случай, когда мы получали бы деньги из США по этой программе", — говорит мне Рула, — с Германией лучше. Nano Technology Lab в этом университете был спонсирован Германией, — говорит немцу Рула с улыбкой.
Не знает ли Рула о конкурсе по правам человека, проходящем сегодня в университете? Нет. Или, лучше сказать, да, она знает, что конкурса нигде поблизости нет.
Я говорю ей, что видел в интернет-сайте университета, что конкурс проходит прямо сейчас. Рула проверяет веб-сайт своего собственного университета и обнаруживает, что, да, есть конкурс. Так, есть или нет? Ответ и да и нет. Да — в виртуальном пространстве, нет — в реальном. Зачем университет объявляет что-то несуществующее? Что за глупый вопрос! Конкурс получает финансирование, но кроме этого сирийского немца, никакой другой европеец не будет надоедать и ехать в Абу-Дис, чтобы принять участие в таком мероприятии.
Жизнь — это фантазия. Точка. И Рула смеется. Лучший пиар, как я вижу, это смех.
Я думаю о разнице между арабами и евреями. Когда арабы стряпают какое-нибудь враньё, они отшучиваются, если попадаются. Евреи, подобные атеисту Гидеону или верующему Арику, напротив очень напрягаются.
Как евреи могут верить, даже в самых смелых фантазиях, что смогут выжить на этом смешном, но в действительности, жестоком ландшафте Ближнего Востока? Может быть, поэтому арабы жили здесь на протяжении многих лет, в то время как евреи показались лишь раз за две тысячи лет, чтобы немного передохнуть после Освенцима.
Я слышал, что юг Израиля сильно отличается. Может быть, надо поехать туда и разузнать, как там смотрят на войну и мир.
* * *
Я сажусь на автобус, идущий на юг, и вскоре прибываю в Ашкелон, где встречаюсь с Офиром.
Офир живет в городе Ашкелон, находящемся недалеко от Газы, но не может поехать в Газу.
— Раньше здесь был автобус, общественный автобус № 16, и мы ездили в Газу, когда хотели. У нас были хорошие отношения между жителями Газы и израильтянами. Мы работали друг с другом, ели друг с другом, ездили друг к другу. Тогда жизнь была другой. Теперь сектор Газа это иной мир. Мы не можем поехать к ним, они не могут приехать к нам. Но это Ближний Восток, все быстро крутится, нужно иметь терпение. Я надеюсь, что в один прекрасный день моя дочь будет жить такой же жизнью, какой жил я, что она сможет ездить в Газу, как ездил когда-то я. Сесть на автобус и оказаться там через несколько минут. К сожалению, она растет без этого опыта.
Я прошу Офира рассказать мне об Ашкелоне, начав с того, как он попал сюда.
— Мой дед поселился в Ашкелоне, когда это место называли Маджал, в районе 1948 г. Он приехал с Украины, и я не знаю, как он здесь начинал. Он рассказывал нам, что арабские мужчины оставили город, а он и другие иммигранты жили в тех же домах, что и оставшиеся арабские женщины и дети. Моя бабушка рассказывала мне по-иному. Она говорила, что они пришли в Мадждал и зашли в арабские дома, знаете, после боёв, и вселились. Некоторые арабы оставались в домах вместе с ними, рассказывала она, и они ухаживали за животными и вели сельское хозяйство вместе. Раньше тут была арабская деревня, но сам город упоминается в Библии более чем единожды.
Если это то, что здесь произошло, то есть, евреи просто пришли и выгнали арабов силой, это означает, что те евреи вели себя в стиле, совместимом с традициями тех мест, откуда они вышли, иными словами, всего остального человечества. Приходит племя, убивает тех, кто живет в этом месте, и вселяется. Это сурово, жестоко и ужасно, и некоторым евреям, типа моего деда, это действительно не подходило, они-то и закончили в Освенциме и подобных ему местах.
