Выход Тридцать Пятый
Миролюбие и изнасилование.
Я возвращаюсь в Иерусалим к своим кошкам. Кормлю их молоком и выхожу на прогулку.
И тут встречаю симпатичную пару. Оба хорошо известные высокообразованные, высокоинтеллектуальные, характерные самоненавистники, душевно любящие арабов, они трогают меня до глубины души. Они израильские евреи, и я не буду называть их имен, говорить об их профессиях или где именно они проживают. Они рассказывают мне три интересные истории.
1. Они живут в красивом доме, который был отремонтирован знакомым арабским подрядчиком, которому они слепо доверяли. Когда подрядчик окончил свою работу и получил щедрую оплату, он презентовал им прекрасный подарок — большое оливковое дерево, которое он посадил в их саду. Они были очень тронуты его жестом и благодарили от души. Он выслушал их благодарности и, глядя им прямо в глаза, сказал: "Не надо меня благодарить. Я это сделал не для вас, а для себя и своей семьи". Они не поняли, почему он так сказал, и он пояснил: "Скоро вы уедете из этого дома" — Как же так, почему?" — "Потому что очень скоро эту землю очистят от евреев." Они были потрясены. Как он мог сказать им такое?
2. Много лет назад эту женщину изнасиловала группа молодых арабов.
3. Много лет спустя их внучка подверглась сексуальному насилию со стороны старого приятеля-араба.
Эти три истории являются как бы резюме их личного опыта контактов с палестинцами, но они не позволят, чтобы их мировоззрение зависело от какого-либо из инцидентов.
Муж поясняет мне:
— Я верю в гуманизм и считаю, что палестинцы — добрый народ, желающий жить в мире с нами. Я считаю, что мы поступили с ними плохо, а они не сделали нам ничего плохого. Для меня не имеет значения, верно ли то, во что я верю. Я знаю, что это не так, но меня не волнуют факты! Я хочу верить, даже если все, во что я верю, ложь. Пожалуйста, не призывайте меня видеть реальность. Я бился за них всю свою жизнь. Пожалуйста!
По крайней мере, он честен.
Его жена поглядывает на меня, но молчит. Я прошу ее рассказать не о ее политических взглядах, а лишь о том, что она чувствует, но она лишь глядит на меня. Я подталкиваю осторожно, чтобы она поделилась со мной, но она лишь напряженно смотрит на меня и молчит. Я снова прошу ее поделиться своими чувствами. Она отворачивает лицо куда-то в сторону и вверх, как будто ища магической помощи откуда-то сверху. И, наконец, ее прорывает. Она и ее муж дураки, — говорит она мне. Она пришла к этому пониманию какое-то время назад, но ее муж не в состоянии сделать то же самое. Если он позволит себе увидеть реальность, его мировоззрение, суть его жизни, рухнет, и вместе с этим все, за что он боролся всю свою жизнь.
Прежде, чем мы расстаемся, муж говорит мне, что мне следует почитать статьи Гидеона Леви, чтобы я смог осознать, какую несправедливость евреи учинили арабам. Я отвечаю, что факты, приводимые Гидеоном крайне сомнительны и я могу ему это доказать. Он вежливо просит меня замолчать. Чтение статей Гедеона дает ему возможность чувствовать себя хорошо, и он не хочет нарушать это странное счастье. Точка.
Покинув эту пару, я размышляю о двух типах людей, левых евреях и верующих мусульманах. Вам надо повстречать их лично, чтобы оценить их уникальные особенности. Левый еврей, забудем на время о политике, это наиболее самовлюбленный тип людей, который я когда-либо встречал. Нет ни минуты ни днем ни ночью, когда бы он не был полностью занят самим собой или другими евреями. Нет ничего в его помыслах и активности кроме одержимости придраться к самому себе и своему племени. Он просто не может остановиться. Не удивительно, что палестинцы, такие как профессор Асма из университета Аль-Кудс не доверяют ему, несмотря на то, что он их интеллектуальный помощник, и тратит свою жизнь на то, чтобы их защищать.
С другой стороны существует религиозный мусульманин, готовый бороться до смерти, оберегая свою выдумку о стене аль-Бурак, человек крайне обидчивый по поводу Мухаммеда и всегда чувствующий необходимость защищать своего пророка, как будто Мухаммад сделан из тонкого стекла. Если вы расскажите анекдот о Мухаммаде, вы коснетесь наичувствительнейшей части тела этого верующего, и вам лучше бежать так быстро, как только можете, прежде чем он причинит вам физический урон. Глаз за глаз, ваш зуб за зуб Пророка. Странно.
Наступает суббота, Иерусалим закрывает весь свой бизнес, и я уезжаю на автобусе.
* * *
Тель-Авив, бульвар Ротшильда. Сейчас вечер пятницы, и светская молодежь Тель-Авива выплескивается на бульвар, демонстрируя прохожим свою молодую плоть. Бульвар Ротшильда — официальное название этой улицы, но ее истинное имя "Бульвар изобилия ног, задниц, грудей и мышц". Здесь у вас есть магазины мороженого из йогурта без сахара, которое в три раза дороже обычного мороженого из йогурта с сахаром. Здесь вы обнаружите бары, в каждом из которых имеется больше людей, чем есть в во всем Китае. Здесь молодежь, потягивающая импортную воду, дискутирует на живом иврите, который ни один переводчик не в состоянии правильно повторить.
— Смотрите, брат мой, — говорит мне молодой парень, — Вы должны понять, что здесь 90 процентов, вы меня слышите, брат мой, 90 процентов палестинцев хотят мира. Это факт, брат мой.
— Откуда вы это знаете?
— Поверьте мне, брат мой, я знаю!
— Но откуда вы знаете?
— Я вижу, брат мой! Собственными глазами, брат мой! Потерпите, брат мой, одну минуту. Вы знаете, палестинскую литературу, брат мой?
— Немножко того-сего.
— А я знаю, брат мой, и это моя любимая литература, брат мой! Это литература, которая проповедует мир. Вот почему я люблю ее, брат мой.
— Вы читаете по-арабски?
— Я? Нет, брат мой.
— Вы говорите по-арабски?
— Нет, брат мой. Откуда вы, брат мой?
— Германия.
— Красивая страна. Самая лучшая.
— Вы там были?
— Еще нет.
Немалое количество израильтян говорят на жаргоне "брат мой". Я стараюсь избегать их настолько, насколько могу. Я сажусь, чтобы что-нибудь выпить и прочитать последнюю статью Гидеона Леви о его визите в Хирбет аль-Махуль. Он описывает это место, как если бы это был лагерь смерти. Одинокий голодающий котенок, последний выживший из всех кошек. Истощенные, раненые, умирающие от жажды, голодные собаки, живущие на крошки лаваша, которые они добывают раз в два-три дня. Затем Гидеон переходит к описанию людей, самой грустной картине страданий, с какой вы, вероятно, столкнетесь в целой мировой литературе, и все, что я могу подумать об этом: "В какой именно момент истории журналисты получили лицензию печатать статьи на тысячу слов, не содержащие ни одного слова правды?"
Выход Тридцать Шестой
Йегуда, польский еврей, переживший Освенцим: "Нам очень повезло, что Гитлер не вербовал немецких евреев в СС"
