— Есть ли у вас кто-нибудь здесь, с кем вы можете поговорить об этом, о том, что вы чувствуете?
— Ханан. Она моя золовка.
— Если бы Аллах явился к вам посреди ночи и сказал:
— Попроси меня что-нибудь одно, и я выполню это для тебя, что бы вы выбрали?
— Чтобы у моего мужа все было хорошо и он был здоров.
А вы бы не попросили Его швырнуть эту вторую жену в ад?
— Нет. Я даже не думаю о чем-то похожем. У нее теперь ребенок, что же я могу поделать?
Она говорит, что "это моя судьба", и что ее муж "страдает сейчас" из-за последствий своего поступка.
— Он страдает? От чего?!
— У него есть две жены. Это не легко. Я не сдаюсь, она не сдается. Он живет с проблемой.
Я полагаю, что под "не сдаюсь" она подразумевает секс и спрашиваю:
— Так что же, он спит в разных кроватях каждую ночь, одну ночь с вами, а другую ночь с ней?
— Да. Он уже привык к этому.
Она снова смеется.
— Три года вот так. Это не просто.
Ей грустно. Она понижает голос. Ее смех на самом деле слезы.
Я, наверное, единственный посторонний, с которым она говорила когда-нибудь об этом так открыто.
Муж Наджи построил еще один дом по соседству, дом, который торчит перед ее глазами каждый раз, когда она просыпается, и в который она никогда не заходит.
Амир и я переглядываемся. Ему, правозащитнику, никогда не приходило в голову, что женщинам здесь не хватает основных человеческих прав. Тем более это не приходило в голову никому в "Адале", так же как и никому в остальных НПО, и никому из европейских дипломатов, здесь функционирующих.
Маленькое сообщение Ее Превосходительству Марион Фестнер-Кастен: "Муж Наджи не против жениться в третий раз. И я с удовольствием и добровольно приму участие в организации свадьбы."
* * *
Моя следующая остановка — Лакия, город бедуинов на одиннадцать тысяч жителей, построенный Израилем. Ни один еврей не имеет права там жить, говорит Ари из произраильского НПО "Регавим". Есть пятьдесят три про-бедуинских НПО, рассказывает он, и есть "Регавим". Один против пятидесяти трех.
Чтобы переместиться из "Адала" в "Регавим" нужен лишь один телефонный звонок, но расстояние между ними равно бесконечности. Я связываюсь с Ари и Амихаем, сотрудниками "Регавим", чтобы совершить экскурсию по Бедуинленду, тому, который им знаком. Амихай, как и Офир из Ашкелона, прежде жил в Газе и тоже был выселен из своего дома, разрушенного израильской армией.
Перед входом в Лакию стоит водонапорная башня, и мы останавливаемся там. Рядом я вижу развалины, выглядящие как остатки прежней башни, с граффити на них, в том числе и свастику. Амихай объясняет мне, что старый резервуар был изготовлен из более тонкого материала, которую бедуинская молодежь повадилась повреждать, протыкая в нем дыры раз за разом.
— Зачем они повреждают свой собственный источник воды?
— Они знают, что израильское правительство снова починит его, так как Израиль не может позволить себе оставить их без воды. В настоящее время правительство построило новый резервуар, изготовленный из бетона и намного толще, чем старый, и поставило вокруг забор и камеры наблюдения.
Он рассказывает дальше: В Бедуинленде ежегодно строится 2000 новых нелегальных строений, а Израиль сносит лишь около 10 процентов из них, потому что различные НПО тащат правительство в суд и судебные тяжбы могут занять до пятнадцати лет прежде, чем решение будет вынесено.
— Каков обычно результат этих судебных дел?
— Процесс, как правило, закачивается в конечном итоге сносом домов.
— Почему общественные организации делают это, если в конечном итоге они проигрывают?
— Хороший пиар против Израиля.
Честно говоря, я начинаю запутываться с происходящей здесь игрой в числа. Халиль сказал мне, что Израиль сносит тысячу домов бедуинов в год, а этот парень рассказывает мне, что бедуины строят две тысячи незаконных домов в год. Обе цифры кажутся мне сильно преувеличенными.
Представителей НПО интереснее слушать, когда они не упоминают цифры. Амихай, например, говорит мне следующее:
— Пятнадцать лет назад, если бы вы назвали бедуина "арабом", он бы ударил вас по лицу. Сегодня, благодаря НПО типа "Адала", работающих от их имени, они начали считать себя арабами и палестинцами.
Если память мне не изменяет, то в те времена, когда я жил в Израиле, дело так и обстояло.
* * *
"Регавим", одинокая козочка на огромной ферме различных НПО, вряд ли имеет шансы на успех своей миссии. Есть слишком много НПО, работающих в противоположном направлении. Чтобы как-то компенсировать это несоответствие масштабов, им приходится тратить больше денег, чтобы продемонстрировать журналистам то, что иные НПО типа "Адала" никогда не покажут. Не хотите ли, спрашивают они мастер-агента, полетать на маленьком самолете? Это одномоторный самолет, который периодически испытывает болтанку во время полета, но с него я могу увидеть то, что видят только птицы. Если вам это подходит, "Регавим" снимет самолет и оплатит счет. Идея поразительно проста: если я согласен полетать над пустыней и сам посмотреть, что бедуины творят внизу, то им не нужно никаких добавочных слов, чтобы убедить меня в своей правоте.
Я обожаю самолеты. Заполучить крошечный одномоторный самолет, который летит на высоте птиц, моя самая сокровенная мечта. Я никогда не летал на таком чуде и даже не знал, что кто-то может арендовать его для меня, так что сразу соглашаюсь.
Будем надеяться, говорят они, что я не слишком наелся, ибо мой желудок от тряски может среагировать неожиданным образом. Но, конечно, я их не слушаю. Я заправляю себя едой и питьем — я уже не раз упоминал фантастически вкусную пищу в этих краях — и теперь готов к полету.
И я лечу. На Piper Cherokee C.
Это же просто конфетка! Вы вряд ли получите такое удовольствие, такое ощущение величия полета на такой милашке где бы то ни было. Вы можете лететь первым классом самой дорогой авиакомпании, какая только есть, и не получите одну десятую того удовольствия, которое я получаю, летя на этой крошке. И с сожалением должен отметить, что это запросто бьет турецкие авиалинии.
Я взлетаю на этом Пайпере и в мгновение ока превращаюсь из толстяка в чудную птицу. Это небеса!
Небо над нами, бедуины под нами, на этом холме и на том, на этой горе и на той, в той долине и в этой. Куда я ни посмотрю, я вижу бедуинов. Я не углубляюсь в подсчеты, но получаю общую картину. Если Израиль или любой иной застройщик хочет что-то строить в Негеве, его опции будут ограничены. Если вам захочется построить на этой горе, что прямо подо мной, на огромной горе, то у вас возникнет проблема: два бедуина, утверждающих, что вся гора принадлежит им. А если вы попытаетесь построить в этой долине, над которой я сейчас пролетаю, довольно большой долине, у вас та же проблема. Каждому бедуину хочется пару жен и пару гор. Попробуйте вести себя так в Стокгольме или Вашингтоне, Париже или Берлине, и амбуланс доставит вас в ближайшую психиатрическую больницу. И к сожалению, моему глубокому сожалению, ни одна НПО вас оттуда не вызволит.
