Лия, которая недавно получила немецкий паспорт, в настоящее время изучает немецкий язык в эйлатской средней школе, где она учится. Она говорит:
— Израильтяне не уважают других людей. Они грубые. Например, по отношению к официантам. Израильтяне никогда не скажут "спасибо". Когда к ним подходит официант, они всегда говорят: "Это не то, что я заказывал!" Они вечно не удовлетворены. А вот немцы иные. Немцы всегда говорят "пожалуйста" и "спасибо", они всегда терпеливы и хорошо себя ведут.
Иегуда:
— Израильтяне — варвары. После летнего сезона отели в Эйлате чинят сломанные двери, окна и все прочее, потому что израильские туристы все ломают. В старые времена, когда туристами были европейцы, таких проблем не возникало, но теперь туристы — израильтяне, и в них отсутствует уважение.
У меня возникает непреодолимое желание немедленно отделаться от этих самоненавидящих существ. Я выхожу, сажусь в такси и через несколько минут оказываюсь в иорданской Акабе.
"Добро пожаловать в Иорданию", гласит надпись над моей головой. "Добро пожаловать в Акабу", — говорит другой плакат.
Я стою в Акабе лицом к Израилю и смотрю на него с другой стороны залива. Я чувствую, как быстро бьется мое сердце.
Там на другой стороне находится Израиль. Я провел в Израиле уже несколько месяцев, поговорил с сотнями, если не с тысячами его людей, и все они теперь так далеко.
Глядя на Израиль издали, теперь такую крошечную точку, я развлекаю себя мыслью, что смог бы поместить весь Израиль на свою ладонь.
"Что бы я сделал, — спрашиваю я себя, — если бы Израиль действительно приземлился на ладонь моей правой руки. Прижал бы я его к сердцу или с презрением отбросил в воду?
Такая маленькая, моя Палестина, такой маленький, мой Израиль!
Я смотрю на крошечную страну в своей руке и хочу с ней заговорить, но мои губы не двигаются. Говорят только мои глаза, мои мокрые глаза. Я ухожу прочь от залива.
И ровно через два часа я снова оказываюсь в Израиле. Еще остались несвязанные концы, не сложенные кусочки незаконченного пазла, еще есть вопросы, на которые я не нашел ответы.
Мое время в Израиле еще не закончилось. Еще нет.
Выход Сорок Пятый
Профессор находит настоящих евреев: арабов.
Профессор тель-авивского университета Шломо Занд, чья последняя книга, "Как и когда я перестал быть евреем" вышла в начале этого года, встречается со мной в тель-авивском кафе, истинном мозговом центре подобных ему людей.
Шломо любит делать громкие заявления.
— Скорее всего, настоящие потомки исходных евреев — это живущие сегодня палестинцы. Живущий ныне в Хевроне палестинец с большей вероятностью является прямым потомком древних евреев, нежели Тувия.
В отношении Израиля Шломо высказывается жестко:
— Израиль не остановится прежде, чем устроит на Ближнем Востоке большой Освенцим.
— Что делает Израиль таким глупым и жестоким?
— За это несете ответственность вы, немцы.
Я совершенно забыл, что я немец, тем более, что он меня знает под именем Тувия. Хорошо, что он напомнил. Как бы то ни было, мы, немцы, ввели понятие "евреи" в качестве расы, а затем какие-то странные типы начали называть себя "евреями", и эти "евреи" теперь убивают истинных евреев, то есть, палестинцев.
Мне нравятся высказывания Шломо длиной в одну строчку. Например: "Евреи и арабы живут в Иерусалиме, израильтяне живут в Тель-Авиве."
В нескольких шагах от нас находится зал "Завта", где бывший депутат Ури Авнери собирается праздновать свое девяностолетие. Тема вечера, предложенная Ури, "Будет ли существовать Израиль через девяносто лет?"
Мы со Шломо идем на вечеринку.
Я подхожу к Ури и желаю ему еще девяносто лет жизни, чтобы закончить свою работу.
— Надеюсь, это займет меньше времени, — отвечает он.
Я сажусь в одном из первых рядов театрального зала "Завта". Слева от меня сидит д-р Анжелика Тимм, директор фонда им. Розы Люксембург, а передо мной — Гидеон Леви. Я спрашиваю Гидеона, что с его обещанием взять меня с собой в одну из его поездок в палестинский мир.
— Это было не возможно, — отвечает он.
— В чем проблема? — спрашиваю я, — просто позвоните мне, прежде чем выезжаете, и я присоединюсь.
— Я так и сделаю, — говорит он.
На сцене пусто, за исключением слайда с Ури и другими людьми, лежащими на земле в арабской деревне Бильин, очевидно защищаясь от слезоточивого газа израильской армии.
Присутствующим нравится этот образ: образ еврейской безжалостности и жестокости.
Нахожусь ли я на фабрике еврейской самоненависти или это палестинское культурное мероприятие, с участием пары своенравных евреев и трехсот самовлюбленных арабов?
Я озираю аудиторию и вижу только одну арабку. Среди докладчиков сегодня вечером арабов нет. Другими словами, за единственным исключением, все здесь евреи.
Вечер протекает медленно, как это свойственно для интеллектуальных мероприятий, и в какой-то момент Шломо злится и выкрикивает, что это позор, что ни один араб не был приглашен выступить. Человек на три ряда позади меня пытается его успокоить: "Мы приглашали их, но они не захотели приехать". Психологически Шломо даже не в состоянии позволить себе подумать, что арабы просто отказались показаться на дне рождения еврея, и он полностью игнорирует говорящего.
Профессор Асма из университета Аль-Кудс, которую я встретил на первой неделе своего пребывания в Израиле, была права: именно немцы пылают любовью к палестинцам, а вовсе не израильтяне. Израильские левые интеллектуалы не принимают палестинцев, несмотря на их возвышенные декларации "Я люблю палестинцев". За исключением одной арабской женщины, никто здесь не любит палестинцев.
Да и как они могут? Если вы ненавидите самого себя, разве вы способны любить кого-то другого? В вашем сердце нет любви, ребята, и вам пора жить с этим.
Сидя здесь и глядя на этих самоненавистников, я вдруг слышу внутри себя голос, спрашивающий: "А нет ли кого-то, промывающего этим евреям мозги, чтобы они начали себя ненавидеть?"
Хороший вопрос.
Я оставляю евреев в "Завта" и отправляюсь на поиски возможных манипуляторов.
Выход Сорок Шестой
Догадайтесь, какая страна вкладывает больше всего средств в антиизраильские кампании?
Я остаюсь в Тель Авиве и отправляюсь на встречу с Давидом Липкиндом в Израильский кинофонд — организацию, занятую главным образом художественными фильмами. Давид сможет показать мне данные, касающиеся потока денег, поступающих на производство самоненавистнических израильских фильмов, которых почему-то так много. Люди искусства, вынужден вам сказать, это кучка эгоистичных детей, готовых продать свои души тем, кто предложит максимальную цену. Если кинорежиссер знает, что вы богач, ненавидящий леса, который щедро профинансирует проект, при условии, что тот будет содержать мощный антилесной призыв, он или она будут счастливы воплотить ваше желание в фильм.
