За три дня до свадьбы Лютер получил письмо от друга Спалатина, обдумывавшего собственную свадьбу. В письме Спалатин спрашивал, что думает Лютер о долгих помолвках, – и тот дал ему обычный для себя остроумный ответ: «Когда покупаешь поросенка, держи наготове мешок». Дальше он писал:
Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня. Ганнибал не поторопился – и потерял Рим; Исав не поторопился – и лишился своего первородства. Христос сказал: «Будете искать Меня, и не найдете». Так Писание, опыт и все творение свидетельствуют об одном: дары Божьи следует принимать, не медля»
[401].
Свадьба Лютера. Aetatis 41
Брак в Германии XVI века, как правило, заключался в два этапа. Сперва проводилась скромная церемония с несколькими свидетелями, затем – пышная свадьба с церковной процессией и гостями со всего города. Однако брак считался заключенным уже после первой церемонии, и, соответственно, консуммация брака – так называемая Kopulation
[402] – совершалась до свадьбы. Если брак не был консуммирован, свадьбы не бывало – а после консуммации брака пара, даже без свадьбы, считалась женатой. Таков был обычный ход дела, и Лютер и Кати не стали исключением. Итак, вечером 13 июня, во вторник, друг Лютера Иоганн Бугенгаген, к этому времени ставший в Виттенберге приходским священником, совершил в Черной Обители обряд венчания. Свидетелями стали ближайший друг Лютера в то время Юстус Йонас, а также Лукас Кранах с женой Барбарой, у которых Кати некоторое время жила. Присутствовал и еще один местный друг Лютера, юрист Иоганн Апель. Он тоже женился на бывшей монахине и присутствовал как официальный свидетель от университета.
Помимо странного, на наш вкус, разделения брака и свадьбы, была в немецком брачном церемониале эпохи Возрождения еще одна, куда более странная, черта: консуммация брака происходила на глазах у свидетеля. После скромной церемонии пара удалилась в спальню, а любопытная роль свидетеля, наблюдающего, как двое в буквальном смысле становятся одной плотью, досталась Юстусу Йонасу. По собственному признанию, глядя на это, он даже заплакал от торжественности и значительности события. Часто над брачным ложем даже ставили высокий стол для наблюдателя: но в этот раз, по-видимому, ничего такого не было, Йонас просто тихо сидел где-то в уголке, моля Господа о том, чтобы тот сохранил его от кашля или чихания в самый неподходящий момент. С нашей точки зрения, ничего более странного и неловкого и представить себе нельзя. Однако в те времена люди смотрели на жизнь проще, без лишнего ханжества, брачное ложе почитали почти что святым, а в физическом единении мужчины и женщины видели живую картину единения Жениха-Христа с Невестой-Церковью. В этот миг поистине небеса опускались на землю, альфа обнимала омегу, перед грешными людьми вновь открывался сияющий Эдем – и из всего этого рождалось непостижимое чудо новой жизни. «Вчера, – писал Йонас другу, – я присутствовал, видел жениха на брачном ложе – и при зрелище этом не мог сдержать слез» (11).
Наутро Кати, уже войдя в роль хозяйки дома, приготовила завтрак для немногочисленных гостей. По всей видимости, по предложению Кранаха городской совет прислал новобрачным аппетитный подарок: галлон рейнского, галлон сладкой мадеры и полтора галлона франконского.
Почему на церемонии 13 июня не было Меланхтона, мы не знаем – но точно знаем, что этот брак он не одобрял. Быть может, Лютер не пригласил его именно поэтому – чтобы избежать недовольства и, возможно, неловких сцен. Однако Меланхтон расстроился от того, что его не пригласили и даже не сообщили о радостном событии. Впрочем, об этой размолвке мы узнаем лишь из единственного письма Меланхтона к другу Камерарию, написанного три дня спустя и по-гречески – возможно, чтобы не прочли посторонние:
Поскольку до тебя непременно дойдут самые разные слухи о женитьбе Лютера, думаю, недурно будет мне изложить свое мнение. 13 июня Лютер неожиданно, не уведомив заранее никого из друзей, женился на Бора и вечером, не пригласив на ужин никого, кроме [Бугенгагена], художника Луки и Апеля, совершил обычные брачные обряды. Ты, быть может, поражен тем, что в такое страшное время, когда все достойные люди пребывают в скорби и унынии, он не только не сочувствует им, но едва ли не напротив – развлекается и предается беспутству, пороча свою репутацию; и это именно сейчас, когда Германии так нужна его сила и мудрость…
Однако слухи о том, что он будто бы обесчестил ее до свадьбы – решительная ложь. Теперь, когда дело сделано, нам не стоит принимать это слишком близко к сердцу или упрекать его: думаю, жениться побудил его зов природы. Кроме того, такой образ жизни, хоть и скромен – свят и более угоден Богу, чем безбрачие.
…Надеюсь, семейная жизнь немного его отрезвит и он оставит то низменное шутовство, за которое мы часто его упрекаем
[403].
Известно также, что жена Меланхтона, Катарина, не любила молодую жену Лютера; судя по тому, что Меланхтон коротко и сухо именует ее по фамилии (никто более в дошедших до нас источниках не называет ее таким образом), чувства жены он разделял. Возможность близко познакомиться с Кати была у Меланхтона и его жены в те два месяца, когда за ней ухаживал доктор Баумгартнер; часто это происходило в доме у Меланхтонов, поскольку он с ними дружил – и, должно быть, в то время жена Меланхтона подметила в «Бора» что-то такое, что ей не понравилось. Может статься даже, что именно Меланхтон с женой отговорили Баумгартнера от возвращения и женитьбы. Если это так – как обидно, должно быть, им было узнать, что Катарине фон Бора достался куда более ценный «приз»: сам Лютер!
Не только Меланхтон огорчился известием о свадьбе Лютера. Иероним Шурфф, большой ревнитель церковных канонов, был этим серьезно обеспокоен. «Когда женится монах, – писал он, – весь мир и дьявол смеются над ним и он сам разрушает все им сделанное»
[404]. Лютер смотрел на это прямо противоположным образом – однако понимал, что люди в любом случае будут о нем судачить. Даже Эразм, подтвердив нелестное мнение Лютера о себе, подхватил ложный слух, что Лютер якобы соблазнил молодую монахиню, а потом, чтобы замести следы своего греха, на ней женился.
Свадебный пир Мартина и Кати был назначен на 27 июня – ровно через две недели после бракосочетания, также во вторник – видимо, для того, чтобы успели съехаться гости из других городов. В те времена вторник почему-то считался счастливым днем для женитьбы: возможно, суеверие это восходило к еврейскому почитанию вторника как счастливого дня, поскольку в первой главе книги Бытия именно во второй день недели Бог повторяет: «Это хорошо» – дважды.
21 июня Лютер пригласил на свадьбу своего друга Николаса фон Амсдорфа:
Слух этот верен: я в самом деле внезапно женился на Катарине – для того, чтобы заставить замолчать злые языки, привыкшие судачить обо мне. Ибо я надеюсь еще немного прожить на свете. А кроме того, не хочу отвергать редкую [возможность выполнить] желание моего отца иметь внуков, о котором он так часто говорил. В то же время хотел я и воплотить то, чему учу, на практике – ибо, несмотря на великий свет Благой Вести, многие вокруг нас еще робеют. Так пожелал Бог – Он привел меня к этому шагу. Сильного пыла или страсти к своей супруге я не чувствую, но нежно ее люблю. Чтобы [публично] засвидетельствовать свою свадьбу, в будущий вторник я устраиваю пир, на который приедут и мои родители. Разумеется, хочу, чтобы там был и ты. Хотел пригласить тебя – вот и приглашаю, и прошу обязательно быть, если сможешь
[405].
