Итак, чувствуя необходимость прояснить свою позицию, 1 сентября 1525 года Эразм опубликовал свой трактат о свободе воли, так и названный: «О свободе воли». Полное название звучало как «De libero arbitrio diatribe sive collatio»: название макароническое, в котором слово «диатриба» было написано заглавными греческими буквами, а все остальное по-латыни. Едва вышла в свет эта книга, весь гуманистический мир замер в предвкушении: как видно, между «князем гуманистов» и вождем Реформации начался поединок – битва веков, волнующая схватка двух интеллектуальных тяжеловесов своего времени.
Продуманно и тонко, с обычным своим красноречием Эразм рассмотрел обсуждаемую проблему со всех сторон. И – еще более характерно для себя – занял твердую позицию против любых твердых позиций, заявив, что вопрос, существует ли свободная воля, невозможно разрешить раз и навсегда. Единственное, что можно сказать точно: ошибаются те, кто считает, что Лютер доказал ее несуществование. Кроме того, немало мест в Ветхом Завете свидетельствуют в пользу свободной воли; да и отцы Церкви, правоту которых подтверждает их жизнь, исполненная великой святости (всем читателям было понятно, в чей огород этот камушек), считали, что свободная воля существует. Это факт. А кроме этого, мы не можем сказать, не играет ли свободная воля какую-то, пусть и очень скромную роль в нашем спасении – хоть тут Эразм и справедливо оговаривал, что причиной любых наших «добрых дел» в любом случае является Бог и все, что мы делаем, следует приписать Божьей благодати. Но значит ли это, что свободной воли у нас нет? В этом Эразм сомневался. Очевидно, перед нами тайна, непостижимая уму. Ну что ж – это Эразма не смущало. Тайна так тайна. Если текст непонятен, к чему насильно выдавливать из него какой-то смысл, – не лучше ли просто признать, что он непонятен? И в этом, и в некоторых других вопросах единственный честный путь – признать, что перед нами тайны, непосильные для нашего разума. Так что рассуждение Лютера о свободе воли интересно и во многом полезно, но зря он предъявляет его как некое последнее слово, окончательное решение вопроса
[426]
[427].
Кроме того, Эразм чувствовал, что некоторые истины лучше держать подальше от широкой публики; и опасная идея Лютера, что свободы воли не существует – а значит, то, что человек делает, никак не влияет на его спасение, – брошенная «в народ», может привести к поистине роковому заблуждению, способному разложить и погубить общество. С его точки зрения, это разложение общества из-за идей Лютера уже началось, и Лютеру стоило бы этим обеспокоиться. Одно дело – спорить с натужным фарисейским благочестием, совсем другое – распахнуть двери для дикости и бесстыдства. Религиозное ханжество никому не по душе, но это не значит, что в собор Святого Петра должен вломиться Дионис со своим тирсом и менадами и устроить там вакханалию. Меж тем горестные вести из Германии говорят о том, что именно это уже происходит. Вопрос о свободной воле – не пустой вопрос, он имеет огромное значение: ошибка в нем может страшно навредить верующим, неискушенным в сложных богословских спорах, – поставить под угрозу и их жизнь, и, что куда важнее, вечное спасение.
Вообще Эразм не любил писать о вероучительных материях – и в своем труде об этом упомянул; однако чувствовал себя обязанным написать эту книгу. После того как Адриан VI умер и его сменил родич Льва X, Эразм втайне надеялся, что на этом его служба сторожевым псом при папском дворе окончится: он, так сказать, принес свое покаяние – на том и делу конец. Разумеется, вышло не так: получив от Эразма первое сочинение против Лютера, католические правители вцепились в него и принялись жарко убеждать, чтобы он продолжал разрабатывать эту золотую жилу. Особенно не терпелось прочесть продолжение герцогу Георгу! Он требовал, чтобы Эразм без промедления сел и опроверг возмутительные нападки Лютера на монашество. Раз уж у Эразма есть ружье, – так рассуждал он, – чего ему зря висеть на стенке, пусть палит из всех стволов!
Лютер в это время был так занят, что не прочел «De libero arbitrio» до ноября. Как правило, Лютер вообще читал сочинения против себя выборочно, кусками. Искажение его мыслей, натянутые аргументы и явная ложь слишком его расстраивали. Он прочитывал столько, чтобы иметь возможность написать ответ – а остальное, из-за дороговизны бумаги, а также для того, чтобы от души (и от тела) выразить свои чувства, использовал так же, как жители Орламюнде в свое время использовали его сочинение «Против небесных пророков» – как spongi culus
[428]. Эразму Лютер, можно сказать, оказал особую честь – прочел его книгу целиком; однако книга вызвала в нем такое отвращение, что далеко не сразу он собрался с духом и смог ответить. На его взгляд, это было какое-то протухшее жаркое, к которому и прикасаться не стоит, – лучше сразу выбросить на двор.
Кроме того, Лютер был просто сильно занят другими делами. Однако избежать ответа было нелегко. Друзья и сторонники Лютера осаждали его, требуя ответить. Всю осень Иоахим Камерарий, можно сказать, прыгал от нетерпения, как и многие другие гуманисты-сторонники Реформации, – просто Камерарий выражал свое нетерпение громче всех. Но прошла осень, за ней и зима – а на горизонте ни облачка. 4 апреля Камерарию написал Меланхтон – и заверил своего бывшего ученика, что Лютер наконец сел за ответ Эразму и скоро выпустит его в свет. Для Лютера, писал он, сложнее всего начать – но если уж начал, то не остановится, пока не доведет дело до конца! Однако оказалось, что Меланхтон принял желаемое за действительное. Чем только не занимался Лютер – только не ответом Эразму! В начале 1525 года возился с Карлштадтом, в апреле съездил в Айслебен и написал две книги, связанные с ужасами Крестьянской войны. А в июле, как мы уже знаем, женился, чем вызвал новое язвительное письмо Меланхтона. 19 июля Меланхтон написал Камерарию еще раз – и вынужден был признать, что ошибся: работа не двигается, а Лютер вместо того, чтобы спорить с Эразмом, снова читает лекции. В середине лета он начал цикл лекций по книге Наума, а к концу года за ними последуют книги Аввакума, Софонии, Аггея и Захарии. Когда же ему найти время ответить Эразму? Иной раз кажется, что он просто не может на это решиться, – как будто свободная воля отнята у него не только в вопросе спасения!
