Незачем изгонять музыку из нашей жизни, как требовали Карлштадт и Мюнцер. Не стоит делить ее и на «церковную», которую могут исполнять лишь священники и монахи, и «светскую», которую играют и поют обычные люди за стенами церквей. Все хорошее – от Бога, и строить стены там, где Бог не возводил никаких стен, – трагическая ошибка, если не намного хуже. Поэтому, создавая заново службы для церквей Реформации, Лютер стремился любую хорошую музыку привлечь на службу Богу и воплотить «священство всех верующих» в хоре прихожан. В наше время пение прихожан в церквях распространено повсеместно, даже в Католической Церкви – и трудно поверить, что до Лютера этого не было. Он знал силу музыки и хотел, чтобы музыка служила целям Бога:
Музыка – светлый и прекрасный дар Божий; часто она пробуждает меня и подвигает к радости проповеди. Блаженный Августин смущался в совести своей всякий раз, когда бывал захвачен музыкой: он почитал это греховным. Но он был избранным духом – и, живи он сейчас, с нами бы согласился. Не станем слушать угрюмых зануд, презирающих музыку, ибо она – дар Божий. Музыка отгоняет дьявола и веселит людей; при звуках музыки они забывают всякий гнев, нечистоту, надменность и тому подобное. Музыке отвожу я, после богословия, высочайшее место и величайшую честь. То немногое, что знаю я из музыки, не променял бы я ни на что великое. Опыт учит меня, что после слова Божьего лишь музыка заслуживает звания госпожи и правительницы чувств человеческого сердца. Мы знаем, что для бесов музыка отвратительна и нестерпима. Сердце мое в ответ на музыку бурлит и переполняется радостью; сколько раз музыка освежала меня и избавляла от тяжких мук!
[443]
Лютер жаждал принести благовестие Христово в каждый уголок нашей жизни, на всем оставить след Евангелия. Как писал голландский политик и богослов XIX века Абрахам Кюйпер: «Нет во всем творении ни одного квадратного дюйма, о котором Христос не мог бы сказать “Мое”!»
[444] Итак, искуплено все – в том числе и желание простых людей петь. Однако было у Лютера и еще одно, очень практическое соображение. Он понимал, что лучший способ внедрить истины Писания в умы всех мужчин, женщин и детей, – облечь учение о вере в музыкальные формы. Слушать проповеди с кафедры, а потом подкреплять усвоенное чтением Писания и лютеровых катехизисов – все это хорошо и правильно. Но что, если те же истины облечь в стихи и положить на музыку, чтобы люди могли выучить их наизусть и петь за работой или на отдыхе? Однако уже много столетий христиане не сочиняли новых гимнов – так что Лютер поспешил восполнить этот пробел. Множество гимнов он написал сам, однако и просил помощи везде, где только мог. В конце 1523 года Лютер писал Спалатину, прося его помочь в переложении нескольких псалмов:
План [наш] в том, чтобы последовать примеру пророков и древних отцов Церкви и составить для народа на разговорном языке псалмы, то есть песни духовные, чтобы слово Божье распространялось среди людей в музыкальной форме. Поэтому мы ныне везде ищем поэтов. Поскольку ты одарен богатством [познаний] и изяществом [в обращении] с немецким языком и поскольку твой [немецкий] язык отточен постоянным использованием, прошу тебя поработать над этим замыслом вместе с нами: попробуй переложить любой из псалмов так, чтобы он превратился в гимн, так, как увидишь на [приложенном мною] примере. Однако прошу тебя избегать новых слов или того языка, каким пользуются при дворе. Гимн должен быть понятен народу – поэтому слова в нем следует использовать самые обычные, простейшие; но в то же время он должен звучать чисто и красиво, а смысл его пусть будет ясен и как можно более близок к псалму. Здесь даю тебе свободу: сохраняй смысл, но не держись за слова, при необходимости переводи их другими, более подходящими
[445].
Пригласив всех участвовать в богослужении таким образом, какой раньше был немыслим и невозможен, Лютер словно распахнул в Церкви окна, впустив свежий воздух и солнечный свет. Солнце и воздух сладостны, всем доступны, более того, необходимы для жизни. Конечно, в открытых окнах есть свой риск: вдруг кто-то обгорит на солнце, вдруг в дом залетят насекомые? Но жить в мире без свежего воздуха и солнечного света – слишком высокая цена за спасение от таких проблем. И Лютер решил рискнуть.
Глава девятнадцатая
Чума и возвращение Anfechtungen
Больше недели швыряло меня туда и обратно, в смерть и в ад, так что я все еще совершенно обессилен и дрожу всем телом.
Из письма Мартина Лютера к Меланхтону
Боже правый, что за бедствие мне предстало! Обычные люди, особенно в деревнях, ничегошеньки не ведают о христианской вере – и слишком многие пасторы, к несчастью, сами ничего не зная, ничему не могут их научить.
Мартин Лютер. Малый катехизис
1527 год начался с того, что Лютер назвал короля Генриха VIII Английского дьяволопоклонником. Вот что писал он 1 января в письме к другу Венцесласу Линку:
Послушавшись совета короля Датского, я написал королю Английскому [Генриху VIII] смиренное и почтительное письмо – писал с большими надеждами и без всяких задних мыслей, от чистого сердца. Он же отвечает мне теперь с такой враждебностью, как будто… рад возможности наконец мне отомстить. Все эти тираны – люди низкие, слабые, лишенные мужества, достойные того, чтобы им служила лишь всякая шваль… Презираю их и их бога сатану
[446].
Как известно, Генрих VIII обезглавил двух своих жен – так что, возможно, Лютер был не так уж неправ. Однако история пререканий Лютера с рыжебородым тираном-многоженцем началась почти десятью годами ранее, когда Лютер написал об индульгенциях. Тогда Генрих начал сочинение против Лютера, но, не закончив, отложил. В 1520 году, когда Лютер издал свой труд «О вавилонском пленении Церкви», Генрих вспомнил о незаконченном трактате и довел его до конца, переписав так, чтобы критиковать теперь в основном последнюю книгу Лютера. В то время Генрих позиционировал себя благочестивым католиком: видимо, с некоторой помощью кардинала Вулси он сочинил ядовитый ответ Лютеру, озаглавленный «Защита семи таинств», и удостоился за это от благодарного папы Льва X почетного титула «Защитник веры». Ознакомившись с трактатом, папа пришел от него в такой восторг, что пообещал индульгенцию всякому, кто его прочтет. Генрих называл Лютера «ядовитым змеем» и «адским волком». Но перещеголять Лютера в брани было сложновато: на этот трактат он немедленно ответил своим, озаглавленным «Против Генриха, короля Англии», где объявил, что сочинение Генриха полно лжи, а сам он – «король лжецов». К этому он добавил, что Генрих вопит и проклинает его, «словно уличная шлюха»
[447]. Именно этот трактат заставил Эразма возмутиться и публично выразить неодобрение тону Лютера.
