На какой-то стадии этого обмена любезностями вмешался король Дании Христиан II. У него почему-то сложилось впечатление, что извинения со стороны Лютера за резкий тон побудят Генриха проникнуться симпатией к протестантизму. Как раз в это время Лютеру и прочим, порвавшим с Римом, требовалась помощь против герцога Георга, который сколотил католический союз и рвался в бой, стремясь раз и навсегда покончить с лютеранской заразой. Начнется ли война – никто не знал; а у курфюрста Иоганна хватало крепостей, нуждающихся в укреплении или перестройке, и он не готов был укреплять Виттенберг. Так что Лютер, поверив обещаниям Христиана, написал Генриху, быть может, одно из самых смиренных писем в своей жизни. Но увы, Христиан ошибся: Генрих не забыл и не простил – и увидел в этом письме прекрасную возможность отплатить обидчику. Лютер, можно сказать, сам подставился – и Генрих с наслаждением размазал его по стенке: обвинил и в совращении монахини, и в гибели тысяч жертв Крестьянской войны. Этот злобный, ядовитый ответ на смиренное и искреннее письмо и заставил Лютера в первый день нового 1527 года изливать свои чувства Линку. Как известно, три года спустя, когда кардиналу Вулси не удалось убедить папу аннулировать брак Генриха с Екатериной Арагонской (тетушкой императора Карла), Генрих выгнал кардинала взашей, порвал с Римом и в конце концов стал-таки протестантом, так что новому папе пришлось поспешно лишить его неуместного в новых обстоятельствах титула «Защитник веры». Но до этого оставалось еще три года. Пока что Генрих грудью стоял за Рим.
1527 год выдался тяжелым и в других отношениях. Прежде всего, вернулась чума. Она явилась в Виттенберг летом, и многие выехали из города – но не Лютер: он полагал, что долг его, как вождя и пастыря, остаться с паствой. Еще до начала чумы у Лютера начались собственные проблемы со здоровьем. Сперва он ощутил стеснение в груди – и вылечился от него настоем из бенедикта аптечного. Потом начался геморрой и другие болезни. Два года назад у Лютера был серьезный нарыв на ноге, но в тот раз он полностью излечился. Затем, в июне 1526 года, случился тяжелый приступ мочекаменной болезни. Кати спросила, что принести ему поесть, и Лютер попросил жареной селедки и холодного гороха. Врачи от такой «диеты» пришли в ужас – однако сам Лютер, как видно, лучше знал, что ему поможет: и в самом деле, камни скоро вышли, и боль утихла. Однако в дальнейшем Лютер страдал от этой болезни еще не раз.
Принес 1527 год и другие беды. В апреле убили друга Лютера, Георга Винклера, пастора в близлежащем городе Галле. Галле находился под властью архиепископа Альбрехта Майнцского и, следовательно, официально оставался городом католическим, однако Винклер смело проповедовал там евангелическую веру. Своим прихожанам он начал предлагать причащение под двумя видами – и это отступление от католической практики решило его судьбу. Он был вызван в Майнц, чтобы дать там отчет в своих действиях, – а на обратном пути погиб, как говорили, от рук убийц, подосланных архиепископом. Узнав об этом, Лютер написал прихожанам Винклера письмо со словами утешения. В этом письме он представляет, что сказал бы им Винклер сейчас, с небес. В словах, вложенных Лютером в уста Винклера, чувствуется его собственный мрачный взгляд на наш мир, изобилующий бесами; однако сам он видел в них утешение и поощрение. Все мы, писал он, вместе странствуем по этой долине слез и ничего не должны желать так страстно, как скорее присоединиться к нашему брату-мученику в месте, где нет ни печали, ни воздыхания:
Если вы меня любили, то должны теперь радоваться, что таким образом я перешел от смерти к жизни. Ибо что в этой жизни постоянно? Ныне ты стоишь, завтра лежишь; ныне право веруешь, завтра впадаешь в заблуждение; ныне надеешься, завтра отчаиваешься. Сколько блестящих людей каждодневно впадают в ересь и становятся фанатиками! И скольким еще предстоит пасть из-за этой [секты] или будущих, ей подобных?
[448]
Зная о том, что несколько друзей Лютера погибли за веру, мы сможем лучше понять его апокалиптические взгляды. Для него мир корчился в последних судорогах исторической драмы: антихрист уже явился в мир и все более и более ярился при виде истинного света благовестия. «Это несомненный знак, – писал Лютер, – что близок пожар, который охватит мир, – но сперва Бог выхватит из него Своих, дабы они не претерпели всего этого и, быть может, не пали и не погибли бы среди безбожников». Можно ли сомневаться, что жизнь в таком мире была тяжким бременем, – особенно для человека, который сам принес в мир этот «пожар» и чувствовал за все происходящее глубокую личную ответственность?
Вскоре после этого трагического события Лютер серьезно заболел. Разные недуги порой беспокоили его и в предшествующие годы; но именно с этой внезапной болезни началась многолетняя драматическая история бесконечных болезней Лютера. Случилось это 22 апреля, когда он проповедовал с кафедры. Вдруг его охватило такое головокружение, что он не смог закончить проповедь. Отчего это случилось и как прошло, мы не знаем. Но то же самое повторилось в июле – и на этот раз головокружение пришло в компании со старым недобрым знакомым, Anfechtungen, которого, как думал Лютер, он давным-давно и навсегда поборол. Причины этого определить трудно: прежде всего, мы не знаем точно, что представляли собой эти приступы Anfechtungen, ибо имеем лишь субъективные описания, исходящие от самого Лютера. Мы знаем, что он страшно устал от нескончаемых споров о Евхаристии и прочем. Его очень беспокоил недостаток отклика на проповедуемую им небесную весть о свободе. Первый приступ Anfechtungen поразил его рано утром 6 июля. Внезапно Лютера охватила глубокая скорбь и мучительные мысли о своем недостоинстве перед Богом, настолько, что он призвал своего друга Бугенгагена, ныне пастора Виттенбергского городского собора, и немедля у него исповедовался. К десяти утра Лютер был зван на обед с несколькими дворянами в местной гостинице. Он решил пойти туда – но почти ничего не ел, а после обеда отправился к Юстусу Йонасу. Найдя его в саду, он сел с ним рядом и излил другу свое отягощенное скорбью сердце.
После этого он отправился домой – но прежде пригласил Йонаса и его жену на ужин в Черную Обитель. Однако стоило им войти, как Лютер ощутил в ухе некое адское жужжание и сказал, что ему нужно прилечь, и прежде чем лечь, отчаянным голосом взмолился к Йонасу, чтобы тот принес ему воды – «иначе я умру». Йонас так перепугался, что расплескал всю воду Лютеру на лицо и на спину. Лютер лег; его стала бить дрожь, руки и ноги похолодели, он был уверен, что умирает. Он начал громко молиться – прочел молитву Господню и два покаянных псалма. Боль его была вместе и физической, и духовной: как и утром, Лютера охватило острое чувство вины за прошлые грехи и ощущение своего недостоинства. Совершенно убежденный, что умирает, он просил всех вокруг за него молиться и стенал о том, что Бог счел его недостойным, как другие, пролить кровь за веру. Явился доктор Августин Шурфф и принялся лечить Лютера горячими компрессами. Тот отталкивал врача, уверенный, что ему ничто не поможет. Вдруг охватило его раскаяние в том, что он порой говорил и писал, – и Лютер заговорил о том, что никогда не хотел никого обидеть, что резкими словами стремился лишь успокоить собственную боль. Уверенный, что умирает, начал он давать последние наставления своей жене Кати – просил ее твердо держаться истинной веры. Вспомнил маленького Геншена. Вспомнил и Schwärmer: они продолжают рассеивать повсюду яд своих заблуждений, извращают Божье благовестие, выводят людей из канавы папства лишь для того, чтобы утопить их в другой канаве, – а он не сможет больше им противиться! Еще Лютер просил всех, кто стоял вокруг его одра, быть свидетелями: перед смертью он не отрекается ни от чего, что писал против папы о покаянии и об оправдании.
