Конечно, некоторые католические традиционалисты и по сей день видят в Мартине Лютере злейшего врага, человека, навеки погубившего мир, разбившего цивилизацию в щепы, среди которых нам с тех пор приходится жить. Но большинство католиков – порой сами того не понимая – радуются множеству реформ, со временем преобразивших Церковь и прямо отражающих реформы Лютера. Например, мысль, что паства должна активнее участвовать в богослужении или что мессу следует служить на понятном людям языке, – то и другое восходит к persona non grata по имени Мартин Лютер. Многие из этих реформ были приняты на знаменитом Втором Ватиканском Соборе.
Отдаленные последствия: пришествие будущего
Отдаленные последствия жизни и трудов Мартина Лютера почти невозможно описать и перечислить. Нет такой сферы жизни на Западе, которую бы они не затронули; мало того, те же ценности распространяются и далеко за пределами Запада. Во времена лютеровой молодости мир был един: нерушимый монолит западного христианского мира, в котором не дозволялись и казались невозможными даже мельчайшие трещинки. А затем все навеки изменилось. Мир после Лютера стал миром многоголосья: споров, религиозных войн, явления религиозной свободы, проповеди равенства, а затем – демократии, самоуправления, политических свобод и многого, многого другого. Проходят века, история мчится к своей неведомой цели – а все эти ценности остаются с нами. Вот почему многие считают легендарные удары лютерова молотка по дверям Schlosskirche первыми шагами в будущее, в котором мы живем, – безмерно сложное, но свободное. Эти удары, эти сотрясения вырвали мир из средневековой спячки и отправили в путь, которым движется он и сейчас. И на первом месте среди идейного наследия Лютера стоит, конечно, простая идея плюрализма.
До Лютера Римско-Католическая Церковь обладала почти абсолютной властью и авторитетом; но после Лютера все изменилось. Лютер распахнул дверь к бесчисленному множеству дорог и тропинок, отличных от единого католического пути. Разумеется, сам он этого не желал. Он стремился лишь склеить разбитое, спасти церковный корабль, увести его прочь от гибельных скал – и с помощью Божьей стать спасителем и реформатором Церкви, которую Лютер любил и которой служил так же верно, как и многие до него. Но мы знаем, что этого не произошло: ревностно стремясь к одной цели, на деле он достиг совсем другой.
Лютер открыл дверь ко второй Церкви – той, которую мы сейчас именуем Лютеранской – но при этом совершил и нечто иное: открыл дверь к бесконечному множеству Церквей, да и не только Церквей. Дело в том, что через дверь, которую осмелился отворить Лютер, могла пройти не только истина, но и все что угодно. Этой дверью Лютер надеялся вернуть в христианский мир Иисуса – однако вместе с ним ворвалось и множество демонов. В этом критики Лютера были правы; и это, пожалуй, самая основательная из причин, по которым они пытались его остановить.
Видные церковные деятели того времени – в том числе Эразм и голландский папа Адриан VI – ясно понимали, что современная им Церковь находится в глубоком кризисе. Исправить ее нестроения было совершенно необходимо; именно это они и пытались сделать. Противостояли они тому, что в идеях Лютера казалось им безумием, – желанию выдернуть из-под Церкви фундамент. Несомненно, думали они, закончится это тем, что все здание перевернется вверх дном – и, пожалуй, боже упаси, многие отпадут от Рима вовсе и, быть может, создадут новую лже-Церковь.
Критики Лютера верно отмечали: отказ от авторитета папы и Церкви приведет к смятению умов, к тому, что множество лжеучений и безумных басен получат с истиной равные права. Как победит истина, как сможет восторжествовать порядок? Где гарантия, что все закончится так, как должно быть? Не приведет ли этот опаснейший шаг к тому, что каждый дурак теперь сможет толковать Писание как ему вздумается, основывать собственную Церковь – и, быть может, обманывать миллионы и вести их за собой к вечной погибели? В последующие века именно это и происходило – и повторялось раз за разом. И по сей день возникают бесчисленные ереси, культы и лже-Церкви – и уводят миллионы людей от истины.
Свободный рынок идей
Стоит спросить, почему же сам Лютер не боялся этого так, как боялись другие?
Прежде всего, он твердо верил, что дьявол уже трудится вовсю. По его представлениям, Католическая Церковь – в его глазах, разумеется, вовсе не «католическая» – уже привела и продолжает вести миллионы людей к вечной погибели. Это приводило его в ужас и негодование; чтобы исправить положение, он готов был рискнуть почти всем. Единственную возможность двигаться вперед он видел в «тактике выжженной земли» – в том, чтобы бороться за истину несмотря ни на что. О том, что тем самым он открывает дверь всевозможным конкурирующим идеологиям, Лютер особенно не думал. В этом и состоит проблема плюрализма – проблема очень серьезная. Однако эти первые шаги в наш современный плюралистический мир составляют важнейшую, принципиальную часть лютерова наследия.
Еще одна причина того, что он бесстрашно двигался вперед, – в том, что около 1520 года Лютер пришел к убеждению: сам Бог требует от него действовать смело, по мнению иных, даже безрассудно. Лютер верил: сколько бы вреда ни причинила новообретенная свобода – в конце концов истина победит. Он понимал, что делает очень высокие ставки, но твердо верил, что Бог не дает истине проиграть. По-видимому, он ощущал, что свободная конкуренция, да и сама свобода – не только полноправные, но и необходимые элементы истины Божьей, заложенные в самой ее природе. Однако стоит спросить: что побуждало его думать, что соревнование поможет раскрыться истине?
Здесь возможен такой ответ: если вселенную в самом деле создал и поддерживает в бытии Бог истины, значит, если позволить различным течениям в ней свободно соревноваться друг с другом, истина всегда одержит верх. Иными словами, Бог участвует в игре – и играет за истину. Если не рискнуть проиграть, мы, быть может, не сможем и выиграть. Возможно, свобода – единственный наш шанс найти истину. Если так, значит, нужно допустить и разногласия, и споры, и полемику. Современный мир твердо в это верит – и не прошло и ста лет после смерти Лютера, как один из его духовных наследников, Джон Мильтон, красноречиво защищал эту мысль в своем эпохальном труде «Ареопагитика». Сейчас мы принимаем это – как и многое другое наследие Лютера – как должное, настолько, что даже не помним, кто открыл для нас эту мысль.
Проблемы с плюрализмом
Лютер знал, что открытый спор об индульгенциях будет полезен для Церкви и общества. Поэтому такой дискуссии он добивался всеми силами – хотя так ее и не получил, что, как мы знаем, и привело ко всем дальнейшим бедам. Однако, судя по всему, далеко вперед Лютер не думал. Что могло произойти, если бы против Церкви восстали и другие – и с такими учениями, с которыми сам Лютер согласиться не мог? Такого вопроса он не ожидал.
Вот почему он был удивлен и очень расстроен, столкнувшись с Карлштадтом, Мюнцером, а затем Цвингли и другими. Лютер вовсе не предполагал, что его идеи поведут не просто от лжи назад к истине, но к плюрализму, к бесконечному делению на новые и новые течения. Однако дверь была уже открыта.
