Появление в Аугсбурге, 1518. Aetatis 34
Лютер от души радовался, что не едет в Рим; однако в Аугсбурге ему грозила столь же серьезная опасность. Встреча в Аугсбурге была не менее важной, чем в Риме: здесь Лютеру предстояло наконец предстать лицом к лицу перед представителем самого Его Святейшества, кардиналом, обладавшим всей полнотой папской власти – и способным что угодно сделать с дерзким монахом, бросившим вызов Церкви. Было вполне возможно, что через несколько дней Лютера ждет смертный приговор. Вера его была сильна, но не спасала от неотступной тревоги. Позднее он вспоминал, что, идя в Аугсбург, представлял себе собственную казнь. «Итак, мне предстоит умереть, – думал он. – Каким позором станет это для моих родителей!»
[141]
Кардинал Каэтан, представлявший папу на рейхстаге, был ярким и знаменитым богословом своего времени. Урожденный Джакопо де Вио из города Гаэта близ Неаполя – он, как часто случалось с людьми в те времена, имел много имен. Приняв в пятнадцать лет монашеские обеты, Джакопо взял себе имя Томмазо и с той поры стал именоваться Томмазо де Вио. Однако, поскольку в то время людей часто называли по месту их рождения, он стал Гаэтанусом – или Каэтаном. В наше время его чаще всего называют «Фома Каэтан» или «кардинал Каэтан». Для нашей истории особенно интересно, что на Пятом Латеранском Соборе (1512–1517) Каэтан играл ведущую роль – и именно он предложил решение, утверждающее, что авторитет папы стоит выше власти церковных соборов. После этого папа Лев X сделал его кардиналом – и еще много лет Каэтан оставался в Церкви важной и влиятельной фигурой.
Для наших целей важно отметить, что на рейхстаге в Аугсбурге Каэтан так и не убедил немецкие княжества согласиться выплатить «турецкий налог». Ватикан отчаянно нуждался в помощи против превосходящей военной силы ислама – и еще больше нуждался в деньгах. Однако с самого начала рейхстага немецкие князья ясно выражали недовольство бесконечными финансовыми запросами Церкви. На этом примере мы снова видим, какое влияние на церковные дела оказывали вопросы национальные и политические. Один за другим немецкие правители заявляли на рейхстаге, что платить «турецкий налог» не станут. Хватит с них этих крестовых походов, говорили они, хватит войн с неверными! Довольно уже Церковь пользовалась их щедростью! Если нужно, они изложат все свои претензии к Ватикану в письменном виде. Дошло даже до обвинений Церкви в коррупции: «Случается на церковных судах, – заявляли они, – что Римская Церковь улыбается обеим сторонам, ожидая от них мзды». Глубоко возмущало их, что «немецкие деньги, в противность всем законам природы, перелетают через Альпы». Жаловались они и на низкую квалификацию священников, присылаемых в Германию: «Многие из них – лишь по названию пастыри». Жалобы и претензии множились и множились – и Каэтану пришлось смиренно все это выслушать. Завершилось все простым требованием: «Пусть папа положит этим злоупотреблениям конец»
[142].
Однако единственными «злоупотреблениями», которым папа и Каэтан хотели положить конец, были здесь ереси, распространяемые «сыном погибели» из Виттенберга по имени Мартин Лютер. Поэтому Лев написал письмо Фридриху – одному из семи курфюрстов, и, следовательно, одному из влиятельнейших участников рейхстага. С помощью своего папского авторитета Лев надеялся убедить Фридриха – а с ним и весь рейхстаг – занять его сторону:
Возлюбленный сын, да пребудет над тобою апостольское благословение! Памятно нам, что главным украшением твоей благороднейшей семьи всегда была преданность вере в Бога и чести и достоинству Святого Престола. Ныне мы слышим, что некий сын нечестия, брат Мартин Лютер из числа отшельников-августинцев, воздвигающий клеветы на Церковь Божью, пользуется твоей поддержкой. Хоть мы и знаем, что это ложь, но хотим предупредить тебя об этом, дабы ты очистил репутацию своей благородной семьи от такой клеветы. Получив от магистра Священного дворца извещение о том, что учение Лютера содержит в себе ересь, мы призвали его предстать перед кардиналом Каэтаном. Просим тебя проследить за тем, чтобы Лютер был передан в руки и под юрисдикцию Святого Престола, дабы будущие поколения не упрекнули тебя в том, что ты пестовал в своих владениях погибельнейшую ересь против Церкви Божьей
[143].
Как мы уже знаем, основная задача, ради которой Каэтан прибыл в Аугсбург, осталась невыполненной. Рейхстаг официально завершился; теперь предстояло разобраться с Лютером, этим «плевелом в винограднике Господнем». Фридриху удалось организовать Лютеру неофициальную встречу с Каэтаном; однако он опасался – и справедливо – что император и Каэтан, сговорившись между собой, схватят Лютера, закуют в цепи и отправят в Рим. Поэтому он не соглашался на приезд Лютера в Аугсбург, пока император не пообещал выдать ему «охранную грамоту». Однако, едва окончился рейхстаг, император отправился на охоту. Пришлось гоняться за ним по лесам и настаивать на исполнении обещания. Каэтану тоже пришлось дать обещание не вредить Лютеру, хоть такая просьба и показалась ему оскорбительной. Но в конце концов оба дали слово. Неофициальная встреча с Лютером должна была состояться у Каэтана на квартире, в роскошном аугсбургском доме сказочно богатых Фуггеров.
25 сентября Лютер покинул Виттенберг и шел пешком двенадцать дней; однако 7 октября, всего в трех милях от Аугсбурга, его поразили столь сильные боли в желудке, что он не мог идти дальше. Надо сказать, что различные недуги, поражавшие Лютера в течение жизни, были явно связаны со стрессами: вполне возможно, что и сейчас болезнь охватила его лишь тогда, когда впереди показался город, где Лютера, возможно, ждала смерть. По счастью, как раз в это время мимо проезжал в карете друг Лютера Венцеслас Линк. Лютер хорошо знал Линка по Виттенбергу – оба они преподавали на богословском факультете; и теперь Линк, конечно, предложил подвезти больного друга до города. Прибыв в Аугсбург, Лютер почувствовал себя немного лучше. Августинского монастыря в городе в то время не было, так что его устроили в кармелитской обители. Аббат ее, Иоганн Фрош, в свое время учился в Виттенберге и с Лютером был знаком.
Спалатин подготовил Лютеру торжественную встречу; его приветствовали и желали с ним познакомиться немало церковных светил, заинтересовавшихся этим отважным монахом, который осмелился острой палкой разворошить римский муравейник. Как требовал протокол, Лютер немедленно сообщил о своем прибытии в Аугсбург кардиналу Каэтану – однако кардинал пока не готов был его принять. Для начала Лютера попросили встретиться с Урбаном де Серралонгой, послом маркграфа Монферратского и доверенным лицом Каэтана. Возможно, полагал Каэтан, Серралонге удастся смягчить Лютера и подготовить его к встрече с кардиналом. Серралонга обошелся с Лютером очень ласково, постарался создать впечатление, что желает ему только добра и искренне хочет, чтобы они с кардиналом обо всем договорились – однако Лютер ощутил в его поведении «итальянский» душок неискренности и интриганства. Сын Ганса Людера был, возможно, немного неотесан – но отнюдь не простоват, и вкрадчивому ватиканскому дипломату едва ли удалось бы легко обвести его вокруг пальца.
