Булла, датированная 15 июня, 24 июня была опубликована официально – вывешена в римском соборе Святого Петра. Теперь ей предстояло совершить долгий путь на север, публикуясь по дороге везде, где найдутся место и грамотные люди, способные ее прочесть, – и, наконец, пройдя девятьсот миль, предстать перед взором того, кого она осуждала. Задача отвезти сто экземпляров документа на опасную территорию, где ширилось сочувствие Лютеру, была поручена двоим папским нунциям: самому Эку и Джироламо Алеандро, также известному как Иероним Алеандр, выдающемуся богослову, прежде канцлеру Сорбонны, ныне пребывающему на службе у Льва X на должности «библиотекаря Ватикана». Именно Алеандру поручили доставить буллу императору, затем в Нидерланды, а затем в кафедральные города Западной Германии, в том числе в Майнц и Кельн. Задача Эка была намного сложнее. Он должен был отвезти суровый приговор в города Южной Германии и в саму Саксонию. Лишь после этого, когда булла будет официально опубликована в трех кафедральных городах Саксонии – в Майсене, Мерзебурге и Бранденбурге, – начнется отсчет шестидесяти дней, в течение которых Лютер должен будет явиться в Рим
[205].
Везде, где публиковалась булла, следовало сжигать сочинения Лютера. Однако чем ближе к Виттенбергу, тем хуже принимали местные жители Эка и его миссию. Определенно не все здесь готовы были согласиться с обвинениями буллы. Лютер и его труды приобретали в Саксонии все большую популярность, и даже в Лейпциге, год назад дружно приветствовавшем Эка, теперь его встречали прохладно. Сам герцог Георг, благодаря выступлению Эка ставший злейшим врагом Лютера, поначалу радостно его приветствовал и даже вручил золотую чашу, полную гульденов; однако и он в конце концов отложил публикацию буллы на неопределенное время, так что в Лейпциге она так и осталась необнародованной. Книги Лютера здесь тоже не жгли. В конечном счете только один преподаватель Лейпцигского университета – с очень подходящим гуманистическим прозвищем Вулкан – отправил в огонь небольшую стопку Лютеровых сочинений.
Понятно, что Эк не горел желанием собственноручно доставлять буллу в Виттенберг – и обошел эту проблему, отправив ее в Виттенбергский университет с посыльным. Когда она наконец попала в руки к ректору университета, тот заметил, что доставили ее «каким-то воровским манером»
[206]. Самого Фридриха в это время в городе не было – он уехал в Кельн на коронацию нового императора. Эк, скорее всего, этому только порадовался: меньше всего хотелось ему вручать буллу Фридриху из рук в руки! Не стал он лично встречаться ради этого и с братом Фридриха, герцогом Иоганном. Иоганн пребывал в то время в своей герцогской резиденции в Кобурге. Сославшись на то, что у него нет хорошего костюма, подходящего для приема при дворе, Эк и здесь с радостью свалил грязную работу на посыльного.
Однако в последние дни сентября Эк успешно выполнил, по крайней мере, одну свою задачу, и притом главную – доставил буллу в три кафедральных города Саксонии. Последним стал Бранденбург, где она была опубликована 29 сентября, – и с этой даты пошел отсчет шестидесяти дней для Лютера. В конце ноября Лютер должен был предстать перед судом римской инквизиции; не явившись, он автоматически получал клеймо еретика и отлучение от Церкви.
Сам Лютер впервые услышал о булле 1 октября, а десять дней спустя получил ее на руки. Резкий тон буллы так его удивил, что поначалу он даже усомнился в ее подлинности: может быть, это сам Эк написал? – спрашивал он. Надо сказать, что так же подумал, впервые прочтя буллу, и Эразм. Встретившись с Фридрихом в Кельне, Эразм, на правах давнего друга, откровенно изложил ему свои соображения по поводу Лютера и его дела – сказал, что Лютер высказывается слишком уж резко и язык его может вовлечь их всех в большую беду. Однако посетовал он и на неумеренную резкость и жесткость буллы – и, по-видимому, именно он убедил Фридриха защищать Лютера всеми силами и средствами. Поэтому, встретившись наконец с новым императором, Фридрих убедил его не просто осудить Лютера на грядущем рейхстаге в имперском городе Вормсе, а сперва хотя бы его выслушать.
Тем временем Лютер оставался в Виттенберге – и вовсе не собирался по собственной воле лезть в зловонное болото, именуемое Римом. День за днем протекал установленный срок; подошел уже и конец ноября – а он не трогался с места. Однако до Лютера доходили слухи о том, что везде, где публикуется булла, власти сжигают его книги – хоть и не всегда с таким энтузиазмом, на какой надеялись папские нунции. Первое публичное сожжение произошло 8 октября в Левене под руководством Алеандра, в присутствии всего местного богословского факультета – хотя многие богословы были этим недовольны, так как тоже сомневались в подлинности буллы. В Кельне архиепископ дал согласие на сожжение книг Лютера, однако городской палач, в чьи обязанности входило исполнить сожжение, отказался выполнять свою задачу, пока не увидит имперскую печать. Здесь возникла заминка: печать имелась на оригинальном экземпляре буллы – но не на копиях. Но в конце концов архиепископ настоял на своем, и труды Лютера отправились в огонь.
Таких же половинчатых результатов добились нунции и в Майнце. Архиепископ этого города, Альбрехт, и был адресатом знаменитого письма Лютера от 31 октября 1517 года – и именно он переслал письмо Лютера вместе с его тезисами в Рим, воспламенив тот пожар, что теперь угрожал разгореться до небес. Однако сейчас, к концу 1520 года, Альбрехт сам не очень понимал, как относиться к Лютеру и его учению. Отчасти причина этого была в том, что он подпал под влияние Ульриха фон Гуттена, твердого сторонника Лютера. В конце концов Альбрехт дал согласие сжечь лютеровы книги. Однако, когда на городской площади уже был сложен костер – майнцский палач, как и его собрат по профессии в Кельне, вдруг усомнился. Прежде чем зажечь огонь, он обратился к толпе, собравшейся на площади, с громким вопросом: законно ли это осуждение и казнь? Толпа, совершенно не сочувствовавшая ни Алеандру, ни папе, ответила оглушительным: «Нет!» Услышав это, палач немедленно спустился с костра и отказался продолжать. Алеандр, ошарашенный и раздосадованный, поспешил назад в резиденцию архиепископа – за справедливостью. Альбрехт заверил его, что назавтра они попробуют еще раз. И 29 ноября, когда палач снова отказался выполнять свою работу, Альбрехт в конце концов уговорил поджечь костер какого-то местного могильщика. Присутствовали при этом, по-видимому, лишь несколько женщин, шедших на рынок продавать гусей
[207]. Однако вскоре появились и сторонники Лютера; они принялись бросать в Алеандра камнями и, если бы не вмешательство самого архиепископа, весьма возможно, его бы убили.
Лютер сжигает буллу
И вот наконец 10 декабря – ровно через шестьдесят дней после того, как буллу прочитал сам Лютер, – на тех же деревянных дверях, где тремя годами ранее Лютер вывесил свои исторические тезисы, Филипп Меланхтон опубликовал приглашение на мероприятие, подобного которому христианский мир еще не знал. Афиша обещала «благочестивое религиозное зрелище, ибо, быть может, настало время разоблачить антихриста»
[208]. Но что же именно произойдет? Это объяснялось дальше: сожжение некоего документа – нет, не одной из книг Лютера, уничтожить которые повелевала папская булла, а самой буллы! Будь дело в 1960-х годах, такое мероприятие назвали бы «хэппенингом» – постановочным событием, имеющим общественно-политический смысл. Лютер символически перевернул ситуацию вверх дном: не Церковь отлучала его – он сам отлучал лже-Церковь.
