Позднее Алеандр так описывал приезд Лютера:
Как из различных сообщений, так и по виду толпы и бегущих людей на улице мне стало известно, что этот глава еретиков въезжает в город. Я отправил туда одного из своих людей, и он рассказал мне, что около сотни вооруженных верховых… сопроводили его до городских ворот; сидя в карете с тремя своими товарищами, въехал он в город [около десяти утра], окруженный восемью всадниками, и направился на свою квартиру, отведенную ему поблизости от князя Саксонского. Когда он вышел из кареты, некий священник обнял его, трижды коснулся его одеяния и закричал громким голосом, с великой радостью, словно ему выпала честь коснуться реликвии величайшего святого. Должно быть, скоро заговорят о том, что этот Лютер творит чудеса. Выйдя из кареты, Лютер окинул людей вокруг своим бесовским взглядом и проговорил: «Да пребудет со мной Бог». Затем пошел в гостиницу, где у него отбоя не было от посетителей: десять или двенадцать человек обедали с ним вместе, а после обеда весь город сбежался, чтобы на него посмотреть
[223].
После приезда Лютер отобедал с прибывшей на рейхстаг венгерской делегацией; при этом двери гостиницы пришлось запереть и выставить возле них стражу – туда рвалась толпа, чтобы увидеть великого человека вблизи. После обеда, поскольку в одном доме с Фридрихом места для Лютера не оказалось, он остановился в другом месте, тоже не лишенном своих достоинств. Это был странноприимный дом рыцарей-иоаннитов. Лютеру пришлось разделить покои с Гансом Шоттом и Бернхардом фон Хиршфельдом, саксонскими чиновниками. Здесь Лютер принимал одного важного гостя за другим. Непрерывной чередой шли к нему важные господа – рыцари, бароны, графы, даже несколько князей. Все, кто был сейчас в городе, жаждали увидеть знаменитого монаха, приехавшего, чтобы бросить вызов императору и папе.
Сделать это Лютеру представилась возможность на следующий день. Утром 27 апреля имперский маршал Ульрих фон Паппенгейм сообщил Лютеру, что в четыре часа пополудни тот должен явиться к императору. Чуть позже он появился снова, на этот раз вместе со старым знакомым – Каспаром Штурмом, имперским герольдом, сопровождавшим Лютера из Виттенберга. Теперь маршалу и герольду предстояло проводить Лютера в резиденцию епископа, находившуюся в здании собора. Каким-то образом по городу пролетела весть, что Лютер идет туда, и на Кеммерерштрассе – главной улице, той же, по которой Лютер вчера въехал в город, – собралась огромная толпа. Видя это, маршал и герольд решили провести Лютера кружным путем, по задворкам – через сад иоаннитов, а затем тихими проулками к черному ходу епископской резиденции. Но и этот маршрут был раскрыт, и немало людей провожали их взглядами с крыш, куда залезли, чтобы хоть одним глазком взглянуть на Лютера.
Лютер в своей простой августинской рясе, пройдя мимо испанской стражи императора, вошел в покои, где уже собралось целое созвездие знатных и влиятельных особ. От такого общества могло захватить дух и у куда более искушенного человека! Здесь присутствовали влиятельнейшие люди тогдашнего мира. Семь курфюрстов, бесчисленное множество архиепископов, князей, герцогов и иной знати – все разряженные и приукрашенные, в шляпах с перьями, с золотыми цепями на шеях; и все они с любопытством смотрели на разворачивающийся перед ними спектакль – на дерзкого монаха, в свою очередь глазевшего на них с любопытством, но без малейшей робости.
Лютер, очевидно, не привык к такому обществу. В толпе знати он увидел знакомого – Конрада Пейтингера, аугсбургского дворянина, – бросился к нему и радостно его приветствовал, не понимая, насколько неприлично так себя вести в присутствии императора. Маршал Паппенгейм сурово одернул Лютера и приказал молчать, пока ему не разрешат заговорить. Стоит отметить также, что в этих покоях Лютер впервые лично встретился с Фридрихом. Встретились они и на следующий день – но более никогда не виделись и общались друг с другом только письменно.
Один из присутствовавших делегатов так вспоминал эту сцену: «Объявили о приходе Мартина Лютера, а вслед за этим вошел и он сам – человек лет сорока, быть может, чуть больше или чуть меньше
[224], крепкого телосложения, со здоровым румянцем, с не слишком добрыми глазами и живым лицом, выражение которого постоянно изменялось»
[225].
В письме к папскому вице-канцлеру нунций Алеандр особенно отмечал дурные манеры Лютера: «Этот дурень вошел с улыбкой на лице, принялся вертеть головой вправо-влево и кому-то кивать, а императора словно не заметил!»
[226]
А ведь посреди этой роскошной залы восседал на возвышении сам юный император. Утонченный внук Фердинанда и Изабеллы Испанских, как мог он найти общий язык с грубым, неотесанным немецким монахом? На портретах Карла в молодости мы видим изнеженного юношу-аристократа, казалось бы, неспособного ни на что, кроме изящных забав. Но в реальности Карл V был совсем иным.
А что чувствовал Лютер, оказавшись в собрании могущественных князей земных? Он улыбался и держался уверенно – это говорит об ощущении равенства с ними, видимо, порожденном глубокой верой.
Наконец Лютер встал на отведенное ему место, перед столом, на котором возвышалась гора его книг, всего около сорока, изданных в Базеле и специально привезенных сюда для разбирательства.
Вопросы Лютеру от имени императора задавал Иоганн фон дер Эккен (не путать с Иоганном Эком, лейпцигским оппонентом Лютера). Этот Иоганн фон дер Эккен был секретарем архиепископа Трирского, одного из семи курфюрстов – и лично надзирал за сожжением книг Лютера в Трире. Поскольку некоторые в зале не владели латынью, а другие знали латынь, но не знали немецкого, допрос производился на двух языках. Стоит заметить, что сам император Карл очень плохо говорил по-немецки, так что каждый вопрос и ответ переводился на латынь в первую очередь для него.
Итак, фон дер Эккен обратился к Лютеру – сперва по-немецки, затем по-латыни – с такими словами: император призвал его сюда, чтобы получить ответы всего на два вопроса. Первый: верно ли, что все эти книги, на которых стоит его имя, написаны им самим? Второй: готов ли он отречься от того, что содержится в этих книгах? Это все; больше ничего здесь обсуждаться не будет.
Юридическим советником Лютера в Вормсе стал Иероним Шурфф, профессор юриспруденции из Виттенберга; он находился здесь, вместе с Фридрихом, еще с февраля. Сейчас он шагнул вперед и потребовал огласить названия книг. И фон дер Эккен начал зачитывать собранию длинный список названий.
Само количество книг и их заглавия, должно быть, колоколом прогремели в императорских покоях и поразили умы всех, кто их слышал. Список длился и длился, и не было ему конца. Вот они, писания, вызвавшие революцию, – разлетевшиеся по всему христианскому миру, переведенные на множество языков, писания, которые все вокруг читают и обсуждают. Одно название звучало за другим – и длинный список книг сам по себе стоил целой книги.