Но до этого оставалось еще много месяцев. В первые дни в Вартбурге, еще не освоившись, Лютер написал лишь несколько писем. Первое – по-видимому, на четвертый день заточения – было адресовано его ближайшему другу Филиппу Меланхтону
[262]:
Многое хотел бы я добавить к этому письму, но слишком велик страх, что меня обнаружат. Также и вас всех прошу быть очень осторожными… Никому, кроме тебя и Амсдорфа, не следует знать ничего, кроме того, что я жив
[263].
В первые дни Лютер нетерпеливо ждал писем от друзей и тосковал по новостям о том, что происходит в мире. Он понимал, что исчезновение его должно было вызвать много толков, – и страдал от того, что сам ничего не знает и ни на что не может повлиять. Поэтому в первом же письме Лютер обращается к тому, что слышал, скорее всего, от Берлепша. По слухам, писал он, за два дня до того, как Лютер скрылся в Вартбурге, в Эрфурте произошли беспорядки. Причиной их стало событие, случившееся месяцем ранее, – после того, как Лютер проехал через Эрфурт по пути в Вормс и встретил там теплый прием от местного монашества. На следующий день после отъезда Лютера настоятель собора святого Северина решил наказать клириков, тепло приветствовавших отлученного еретика. Когда один из клириков – некий Иоганн Драх, каноник – отказался принять наказание, настоятель унизил его: схватил за шиворот, выволок из алтаря, а затем и из церкви и безапелляционно заявил, что тот отныне отлучен. Эрфуртские студенты и прочая молодежь, вся занимавшая сторону Лютера, начала громко протестовать. В протестах и беспорядках приняли участие также эрфуртские ремесленники и другие простые люди – первый случай, когда движение Реформации, так сказать, на практике выплеснулось за академические и церковные пределы. Дальше мы увидим, как оно будет расти и шириться. Подавленная досада эрфуртских горожан снова нашла себе выход в беспорядках 1 и 2 мая – быть может, потому что в городе услышали, что Лютер проезжает мимо по пути из Вормса. Так или иначе, эрфуртцы требовали восстановить Драха в правах. В конце концов настоятель подчинился и отменил отлучение. Слыша все это, Лютер трепетал от волнения и жаждал подробностей – но подробности дошли до него не скоро. После воссоединения с Церковью Драх, однако, оставил свое место в Эрфурте и переехал в Виттенберг. В последующие годы такое случалось все чаще и чаще: Реформация, выйдя из-под контроля Лютера, широко шагала по Германии и соседним странам. Виттенберг сделался прибежищем для всех, кто разделял взгляды Лютера, – и многие, как Драх, эмигрировали туда. Лютер гадал о том, что происходит и какой эффект на быстро меняющуюся ситуацию оказывает его исчезновение и молчание, – ведь прежде ему, можно сказать, молчать не приходилось вовсе:
Кто знает, что вознамерился совершить Бог с этими сильными мира сего
[264] посредством моего молчания? Священники и монахи, что негодовали против меня, пока я был на свободе, теперь страшатся меня как пленника – и начали смягчать свои нападки на меня. Терпеть угрозы от простого народа они не в силах, но и не знают, как их избежать. Воззри, вот рука Сильного Иаковлева, что действует, пока мы молчим, страдаем и молимся. Не справедливо ли слово Моисеево: «Будешь молчать – и Господь будет сражаться за тебя»?
[265]
Однако в тот же день (или, возможно, несколько дней спустя) Лютер пишет письмо Меланхтону, в котором выражает глубокое недовольство вспышками насилия со стороны своих приверженцев:
Я слышал, что в Эрфурте совершалось насилие против священников и их домов. Поражен тем, что городской совет это терпит и не обращает внимания, а также и тем, что молчит наш Ланг. Хоть и хорошо, что ленивые и безбожные священники получают по заслугам – однако такой метод вызывает отвращение и неприязнь к нашей Благой Вести. Хотел бы я написать [об этом] Лангу, но пока не могу. Однако такие «услуги» нам со стороны этих людей крайне неприятно меня поражают
[266].
С этой проблемой Лютеру предстояло сталкиваться и в последующие месяцы и годы. Начатое им движение обрело свою жизнь; и все чаще и чаще приходилось ему бороться с побочными эффектами от действий своих же сторонников – людей, ведомых благородными побуждениями и целями, однако прибегавших, на взгляд Лютера, к глубоко ошибочным средствам, позорящим Христово Евангелие.
Но обратной дороги не было. То, что говорил и делал Лютер, имело свои последствия – как хорошие, так и дурные. Да, какие-то его последователи делали то, что самого Лютера огорчало; однако многие другие, читая его труды, загорались его идеями, начинали воплощать их в жизнь и нести дальше именно так, как он надеялся. Все немецкое общество пришло в движение – и, как всегда случается, наряду с честными энтузиастами возбудились неуравновешенные люди и мошенники. Ситуация, известная еще из Писания: пшеница и плевелы должны расти вместе, пока сам Бог не решит их судьбу.
Если папа предпримет шаги против тех, кто думает так же, как я, без мятежа в Германии не обойдется. Чем быстрее он это сделает, тем быстрее сам он и его последователи погибнут, а я смогу вернуться. Не думаю, что наше дело можно подавить силой: если [папа] попробует затушить этот пожар, он разгорится в десять раз сильнее. В Германии ведь очень много Karsthansen
[267]
[268].
Число последователей Лютера росло с каждым днем; скоро и вдали от Германии множеству людей пришлось выбирать сторону в этой открытой войне идей. Например, через восемь дней после приезда Лютера в Вартбург сожжение его книг состоялось в далеком Лондоне. Костер, разведенный во дворе собора Святого Павла, организовали кардинал Вулси и настоятель собора Ричард Пейс. Генрих VIII высказался решительно против виттенбергского поджигателя – и даже сам взялся за перо, чтобы написать возражение на его труд «О вавилонском пленении Церкви». Появилось ощущение, что дерзкие писания Лютера требуют от католиков сплотиться вокруг Церкви; атмосфера гуманистического «свободомыслия», в которой возникла критика Церкви Эразма или «Утопия» англичанина Томаса Мора (1516 год), стремительно угасала. Желание встать на защиту Церкви против «ереси» охватило всю Европу. В Париже сожжением книг Лютера руководил сам король Франциск I, и даже в далекой Польше в июле того же года король Сигизмунд выпустил строгий указ против лютеровых идей.
