И возгласил весь народ Божий: «Аминь».
Творчество
В комнате Лютера в Вартбурге имелась изразцовая печь, простой стол и стул, которыми он пользовался постоянно, а также один любопытный предмет, скорее всего, подарок Фридриха, пересланный через Спалатина, хотя письма с какими-либо упоминаниями о нем не сохранились. Это был исполинский позвонок кита – по всей видимости, часть китовых останков, выброшенных на сушу где-то далеко от Германии, возможно, на берегу Северного моря. В то время считалось, что китовые кости обладают целительной силой: возможно, поскольку Лютер постоянно жаловался на свои хвори, Спалатин достал где-то этот позвонок и прислал ему в подарок. Нет сомнений, что Лютера изумил и обрадовал такой редкий дар: гигантская белая кость левиафана, когда-то плававшего в глубинах отдаленного моря. Океана Лютер никогда не видел – ни в то время, ни позже, так что, несомненно, подарок этот привлек его и своей экзотичностью. Некоторые считают, что Лютер ставил на него ноги в те бесконечные часы, что проводил за работой
[278].
Объем написанного Лютером в эти десять месяцев в замке на вершине горы поражает воображение. По правде сказать, больше ему там и заняться было нечем. Он не мог ни общаться с друзьями лицом к лицу, ни проповедовать и читать лекции несколько раз в неделю, как привык. Пока не заросла тонзура и не отросла борода, он не мог даже гулять за пределами замкового двора – да и после этого старался пореже выходить на улицу, чтобы праздными прогулками не привлекать к себе внимание и не вызывать подозрений, будто он чем-то отличается от прочих замковых рыцарей. В любом случае, выходить из комнаты с книгой было для него совершенно недопустимо. Этим он сразу бы себя раскрыл: печатные книги в то время были явлением новым и привычка к чтению их еще не успела распространиться среди знати. Со временем у Лютера появилась возможность ездить верхом по лесам, простиравшимся во все стороны, – однако всегда в сопровождении слуги или пары слуг, на случай каких-нибудь неприятностей. Начал он даже гулять по лесным тропам вокруг Вартбурга, собирая землянику – занятие из детства, когда он жил у родственников в деревне близ Айзенаха, – но и это всегда в сопровождении двух пажей из благородных семейств, приданных ему Берлепшем. Развлечений у Лютера было немного, а обязанностей и того меньше – и он писал, писал торопливо и яростно, и за эти десять месяцев заточения выдал на-гора больше, чем иным писателям удается за всю жизнь.
Кстати сказать, популярнейшая легенда о том, как Лютер в Вартбурге швырнул в дьявола чернильницей, – по всей видимости, еще один миф, на этот раз обязанный своим существованием ошибочному буквальному пониманию метафоры. Лютер явно имел в виду, что побеждал дьявола своими трудами, а не то, что буквально бросал чернильницу рогатому в голову. Чернильное пятно на стене комнаты, которое сейчас показывают туристам, совершенно точно оставлено не Лютером, а каким-то более поздним «автором».
Однако в первые дни в Вартбурге Лютер ничего не писал. Вначале ему нужно было получить материалы. Как только появилась возможность, он начал бомбардировать своих друзей письмами с просьбами выслать ему различные книги и его собственные неоконченные рукописи. А в ожидании всего этого прилежно штудировал Эразмов греческий Новый Завет и еврейскую Библию. Так готовился он к монументальному труду, за который взялся в ближайшем декабре – переводу Нового Завета на немецкий язык
[279]. Однако, как только прибыли другие книги и рукописи, Лютер взялся за не столь масштабные проекты – а их тоже хватало. В письме Спалатину от 10 июня он писал: «Я здесь бездельничаю, но в то же время очень занят: изучаю еврейский и греческий, а также пишу без остановки»
[280].
Вырвавшись из кипучей виттенбергской суеты, Лютер, однако, не прекратил дискутировать со своими оппонентами. В каком-то смысле он «вырвался из контекста», но во многих отношениях в нем оставался. В начале 1520 года Каэтан настоял на том, чтобы университеты Левена и Кельна разобрали и осудили лютеровы писания. Прочтя то, что они написали, Лютер, в свою очередь, осудил их осуждение, заявив, что в нем отсутствуют какие-либо основания из Писания, – что было совершенной правдой. Однако теперь, в мае 1521 года, появилось новое антилютеровское сочинение, и на этот раз вроде бы со ссылками на Писание. Это сочинение, за авторством левенского академика Якоба Латомуса, носило заглавие: «Доводы из Священного Писания и древних авторов в пользу осуждения богословских учений брата Мартина Лютера, подготовленные левенскими богословами». В Вартбурге времени у Лютера было более чем достаточно – и он написал ответ. Сочинил он и саркастическую реплику в ответ на очередное писание «козла» Эмзера, капеллана Георга Бородатого. В целом в Вартбурге Лютер создал несколько полемических статей – хоть и гораздо меньше, чем в предшествующие годы. Здесь у него появилась возможность сосредоточиться и приложить силы к чему-то более объемному и монументальному, чем пламенные памфлеты, так легко выходившие из-под его пера.
Еще одной темой, на которую Лютер обратил внимание в эти дни, стало католическое таинство исповеди. В книге «О вавилонском пленении Церкви» он писал о том, что больше не считает исповедь таинством. Теперь же написал об этом отдельную книгу: «Об исповеди: обладает ли папа властью ее требовать». Лютер был не против исповеди; однако в первые годы своего монашества сам немало пострадал от принятой церковной практики, требующей тщательно запоминать и исповедовать каждый грех, – и видел, что исповедь превратилась для христиан в тяжкое бремя, а не в избавление от бремени, каковой должна была быть изначально. В своем труде, цитируя Иак. 5:16 («Итак, исповедуйте грехи свои друг другу»
[281]), Лютер показывает, что изначально исповедь совершалась между простыми христианами, так что специальные церковные структуры, выстроенные вокруг этого, не нужны и даже нежелательны. Кроме того, Лютер полагал, что исповедь не должна быть ни обязательной, ни регулярной; каждый христианин должен прибегать к ней по собственному решению, когда ощутит в этом потребность. Многие христиане чувствуют себя виноватыми просто потому, что не пошли на исповедь, – так она превращается в еще одно бремя жизни, полной религиозных бремен, а не в освобождение от бремени.
Прежде чем отправиться в Вормс, Лютер работал над комментарием к магнификату – славословию Богородицы, которое начинается со слов «Величит душа Моя Господа» и приведено в рассказе о рождестве Христовом в Евангелии от Луки. Текст взят прямо из первой главы Евангелия, а экзегеза Лютера говорит о важнейшем тезисе его богословия: Мария смогла принять Бога именно потому, что смирилась и умалилась перед Ним. Он не описывает ее как великую святую, совершившую какие-то необыкновенные нравственные подвиги, – напротив, восхваляет за самоуничижение, за низведение себя почти в ничто. Только опустошив себя, смогла она принять Бога – в ее случае буквально; и мы можем принять Бога только в пустоте и из пустоты, не пытаясь ничего предлагать ему в ответ. Эту книжечку Лютер посвятил герцогу Иоганну Фридриху, семнадцатилетнему принцу, племяннику Фридриха, которому со временем предстояло заменить того на троне курфюрста. Ближе к концу комментария Лютер с типичной для него пророческой смелостью обращается к этому блестящему юному правителю:
