В целом все прошло гладко, и Карлштадт, осмелев, объявил, что в Новый год проведет такую же службу в Виттенбергском городском соборе. Тамошний настоятель был не против; однако такая быстрая поступь реформ возбуждала революционную атмосферу в городе и не успокаивала, а, напротив, возбуждала толпу. Так, в сочельник какие-то хулиганы, без сомнения, пьяные, разбили в церкви несколько светильников, а потом шатались по улицам и орали песни. На следующий день после Рождества, словно спеша одним махом покончить со всеми условностями, Карлштадт объявил о своей помолвке с пятнадцатилетней девушкой. Самому ему было тридцать пять; в то время среди дворян (а невеста его происходила из дворянской семьи) были приняты браки зрелых мужчин с молоденькими девушками. Такой бешеный темп реформ кружил головы, возбуждал страсти – и делал столкновение Карштадта и Цвиллинга с традиционалистами неизбежным.
Пророки из Цвиккау
27 декабря, в разгар набирающей силу бури, в Виттенберг явились трое из Цвиккау, текстильного центра в девяноста милях к югу. Они заявили, что напрямую общаются с Богом, – и недолго думая явились домой к Меланхтону, чтобы ему об этом рассказать. Первые два, Николас Шторх и Томас Дрехзель, были по ремеслу ткачами; третий, Маркус Штюбнер, прежде учился у Меланхтона. Отец его был банщиком, и Маркус принял себе в качестве фамилии немецкое название этой профессии
[310].
Город Цвиккау уже пару лет внимательно прислушивался к учениям Лютера, так что Реформация там быстро пустила корни. Однако имелись там и куда более радикальные настроения, вдохновляемые в основном ярким, но очень неоднозначным человеком по имени Томас Мюнцер. Лютера этот Мюнцер называл своим духовным отцом. О темных глубинах его души Лютер пока не ведал, так что без сомнения рекомендовал его на место проповедника в церкви Святой Марии в Цвиккау. Однако в этом городе Мюнцер сошелся с ткачом по имени Николас Шторх. Шторх, по описаниям современников, «тощий и с выпученными глазами»
[311], рассказывал о видениях и откровениях, которые ему являются, – и, в отличие от многих других чудаков и маргиналов, обладал необычайным умением внушать к своим чудесным историям доверие и привлекать к себе людей. Увлек он и Мюнцера – и уже вдвоем они сколотили настоящую секту, отступившую не только от Римско-Католической Церкви, но и от лютеровской Реформации, и от Библии. Мюнцер восхвалял Шторха с кафедры и благословлял его на проведение секретных собраний, где Шторх учил всех желающих «прямому пути к Богу». Он был убежден, что существуют несколько ступеней, пройдя которые, можно мистическим путем достичь «праведности Божьей». Первая из них, говорил он, «изумление», дальше идет «освобождение», затем «созерцание», «претерпевание» и, наконец, сама «праведность Божья». Учение это не только не имело никаких оснований в Библии, но и было прямо противоположно всему, чему учил Лютер. Нужно бежать, – говорил он, – от мысли о какой-то лестнице «религиозного делания», по которой можно взойти к Богу. Наоборот, необходимо ясно понять, что подняться к Богу своими силами ты не можешь: лишь тогда откроется чудесная дверь веры и Бог снизойдет к тебе сам. Однако в Цвиккау не было никого, кто указал бы на это Мюнцеру и Шторху, – так что они пустились в плавание по бурным богословским водам без руля и без ветрил. Ходили даже слухи, что они, как когда-то Христос, назначили дюжину апостолов и сверх того учеников, коих было семьдесят два, для проповеди своего нового «евангелия».
События в Цвиккау приняли мрачный оборот, когда во время проповеди Мюнцер сурово обличил какого-то грешника, а разгоряченная этой проповедью толпа набросилась на этого «грешника» и избила до полусмерти. Здесь пришлось вмешаться городскому совету; однако и после этой отвратительной истории Мюнцер был уверен, что все делает правильно. За первой вспышкой насилия последовали новые – и наконец городские власти решили просто изгнать Мюнцера из города, чем привели в бешенство его учеников. Начались беспорядки; пятьдесят шесть подмастерьев и учеников ткачей были схвачены и брошены в тюрьму. Сам Мюнцер бежал в Богемию. Однако и после его отъезда некоторые его ученики, и в особенности сам Шторх, продолжали мутить воду. Даже герцог Георг увидел, что с этим надо что-то делать, и надавил на своего кузена, герцога Иоганна, чтобы тот начал расследование. Не желая, чтобы его допрашивали, Шторх бежал из города, взяв с собой друзей Дрехзеля и Штюбнера. А куда было бежать в то время всем вольнодумцам и еретикам? Куда же еще, если не в Виттенберг!
Так эта троица объявилась в доме у Меланхтона – и вскоре совсем заморочила робкого ученого уверенными толкованиями Библии и рассказами о райских видениях. Подпал под их влияние и Амсдорф. Отсюда легко понять, насколько взвинченной и нездоровой была в целом атмосфера в городе: Меланхтон и другие, вполне разумные и образованные люди, всерьез задавались вопросом, не наступила ли новая апостольская эра, в которой возможны любые чудеса, – тем более что Шторх и его последователи вещали очень уверенно и рядом не было Лютера, который указал бы им на дверь. Мысль, что трое из Цвиккау снискали духовные дары Древней Церкви, ни Меланхтону, ни Амсдорфу не казалась невозможной. Что же тут такого? Видения бывали и у Павла, и у Петра, и у других апостолов. Этого никто не отрицает – как и того, что апостолы обладали даром говорения на языках. Кто знает – быть может, Господь решил вернуть человечеству эти дары и начал с этих троих? Кто знает – быть может, все это свидетельствует лишь о том, что мы живем в последние дни перед обещанным пришествием Господним? Странным образом откровенная чушь, которую несли «пророки» из Цвиккау, не настораживала ученых богословов – вплоть до того, как они поделились с Меланхтоном своими взглядами на крещение младенцев, которое решительно отвергали. Вот это почему-то его насторожило. Хотя и без этого было чем обеспокоиться: ведь «пророки» утверждали, что прямое откровение от Бога следует ставить выше Библии. В конце концов, говорили они, будь Библия так необходима, Бог сам дал бы нам ее прямо с небес. Но зачем? Ведь есть Святой Дух! Меланхтон был в затруднении. Он не мог понять, святые перед ним или мошенники – и страстно желал возвращения Лютера, который во всем разберется. Того же хотели, даже агрессивно требовали и сами «пророки». Где Лютер? Им нужно с ним встретиться! Так что Меланхтон написал Фридриху, прося его вызвать Лютера назад в Виттенберг:
Едва ли смогу передать, как глубоко я обеспокоен. Не знаю, кто, если не Мартин, сумеет вынести о них суждение. Вопрос идет о самой Благой Вести, так что необходимо устроить ему с ними встречу. Сами они также этого хотят. Я не стал бы писать вам, не будь этот вопрос столь важен. Нам следует остерегаться, чтобы не впасть в противление Духу Божьему, но и не менее остерегаться стать игрушкой в лапах дьявола
[312].
Очевидно, мягкого и ведомого Меланхтона «пророки» сумели уболтать. Однако Фридрих был из иного теста. Для него ситуация была ясной: трое из Цвиккау выдумывают Бог весть что и их нужно строго наставить от Писания. Однако с тем, что Лютеру пора возвращаться, Фридрих был согласен полностью: политическая ситуация становилась слишком опасной. В ответном письме Фридрих жестко потребовал от Меланхтона и других прогнать агитаторов из Цвиккау и не иметь с ними более никаких дел – и Меланхтон покорно подчинился.
