Так или иначе, едва закончив перевод, Лютер и Меланхтон сели вместе за памфлет с веселым названием: «Истолкование двух ужасных явлений – Папского осла в Риме и фрайбургского Теленка-Монаха, найденного в Майсене». Памфлет, украшенный гравюрами Кранаха, стал, пожалуй, самым странным и натянутым сочинением Лютера – что само по себе любопытно: обычно Лютер писал иначе. У теленка-монаха, как говорили, шкура напоминала сутану, а на голове виднелось некое подобие тонзуры. Из этого Лютер уверенно заключил, что перед нами символ монахов и монашества в целом. Сам же теленок, разумеется, не что иное, как олицетворение идолопоклонства: ведь каждому дураку известно, что евреи в пустыне поклонялись золотому тельцу. Кроме того, коровы едят траву – это указание на то, что монашество сосредоточено на «земном». Рассказывали, что в шкуре несчастного урода имелись дыры – это, очевидно, указание свыше на богословские пробелы, характерные для разных монашеских орденов. В конце этого странного сочинения Лютер, обращаясь к монахам, страстно призывал их оставить свои ордена и стать «истинными христианами». Но, надо заметить, даже не читая эксцентричного трактата о теленке, бесчисленное множество монахов и монахинь, покидающих своих монастыри, скоро стали для Лютера серьезной проблемой; а бегство дюжины монахинь из Нимбшена неожиданно и навсегда изменило ход его жизни.
Побег дюжины из Нимбшена
8 апреля 1523 года, через несколько месяцев после выхода в свет памфлета о теленке, Лютер написал своему другу Венцесласу Линку: «Вчера я принял девятерых монахинь из Нимбшенского монастыря»
[350]. До этого письма мы слышали лишь о беглых монахах, каковых было уже множество, – столько, что Лютер не понимал, что с ними делать. Бежать от унылой монастырской жизни – только полдела; чем заниматься дальше, где найти себя в шумном и непредсказуемом мире? Разумеется, многие монахи отправлялись в Виттенберг, надеясь, что Лютер так или иначе разрешит все их проблемы. Однако монахиням покинуть монастырь было куда сложнее, чем монахам, – что и продемонстрировал случай Нимбшена, в котором Лютер, так сказать, сыграл роль гордой повитухи, выпустившей монахинь в новую жизнь. Город Нимбшен находился на землях герцога Георга, и организация побега из тамошнего монастыря была делом по-настоящему опасным. Сейчас мы, может быть, не вполне ясно представляем, какая недюжинная смелость для этого требовалась.
История гласит, что с подачи Лютера некий Леонгард Коппе, бюргер из города Торгау, 4 апреля (в Страстную субботу) приехал на крытой телеге в женский монастырь в Гримме, куда обычно доставлял свой товар. Пять столетий нам рассказывали, что в телеге в это время не было ничего, кроме пустых, но чрезвычайно вонючих бочек из-под селедки. В какой-то момент появились двенадцать монахинь, прыгнули в телегу, спрятались в бочках, где никому не пришло бы в голову их искать, Коппе хлестнул лошадей – и телега с рыбными бочками понеслась вперед, к свободе. Эту красочную историю рассказывают нам уже пять веков, ее можно найти почти в любой биографии Лютера… даже жаль, что все это неправда.
Как мы уже сказали, монастырь в Нимбшене находился в границах герцогской Саксонии, где властвовал и правил раздражительный герцог Георг. Он однозначно запретил монахам и монахиням выходить из монастырей и объявил беглецов вне закона – так что перед нами и в самом деле дерзкий побег. Три из двенадцати беглянок сразу отправились к родственникам, а оставшиеся девять четыре дня спустя приехали к Лютеру в Виттенберг. Поскольку у женщин в 1520-х годах практически не было возможностей самим себя обеспечивать, каждой нужно было найти какие-то средства к существованию, и самым простым выходом было выдать их замуж. Вот тут их история пересеклась с историей самого Лютера – и самым неожиданным и драматическим из возможных способов.
Первая кровь Реформации
За те семнадцать лет, что Иоганн фон Штаупиц занимал должность генерального викария августинского ордена, множество монахов-августинцев приезжали в Виттенберг, поскольку здесь располагался его университет. Если бы не Штаупиц, как мы помним, не оказался бы здесь и сам Лютер. Время викариата Штаупица (1503–1520) совпало с пребыванием здесь Лютера, и в результате многие августинцы, приезжавшие в Виттенберг, познакомились с Лютером и его богословием. Один монастырь, с которым у Штаупица были особенно тесные связи, находился в Антверпене, в Нидерландах. Тамошние монахи очень рано приняли учение Лютера – и в результате, вернувшись на родину, подверглись жестоким преследованиям. Связано это было с тем, что в то время Нидерланды находились под регентством королевы Маргариты Австрийской, тетки императора Карла. После того как в 1521 году ее племянник выпустил Вормсский эдикт, она – с помощью Джироламо Алеандро – начала яростно искоренять еретическое учение Лютера на своих землях. Так и вышло, что первые трое мучеников Реформации были преданы огню в ее владениях.
Уже в 1519 году августинцы в Антверпене проповедовали против индульгенций – и этим и другими добрыми делами начали привлекать внимание как друзей (в том числе Дюрера и Эразма), так и врагов. Эразм написал Лютеру дружеское письмо, в котором говорил: «В Антверпене есть аббат [августинской] обители – подлинный христианин, нет в нем никакого лукавства, – который пылает к вам любовью; он бывший ваш студент и хвалится этим. Можно сказать, он здесь единственный, кто проповедует Христа. Почти все остальные болтают сами не зная что и думают лишь о своей выгоде»
[351]. Эразм имел в виду Якоба Пропста, который учился в Виттенберге в 1505–1509 годах, а в 1520 году вернулся туда, чтобы получить степень по богословию. В то время в Антверпене жил Альбрехт Дюрер: он так заинтересовался Пропстом, что написал его портрет и подарил ему перед отъездом. Однако едва Пропст вернулся из Виттенберга, как в Брюсселе его схватили и бросили в тюрьму. Не выдержав тяжелых условий заключения и допросов, он в конце концов публично отрекся – и был отослан в августинский монастырь в Ипре. Однако, едва оказавшись там, Пропст во всеуслышание отрекся от своего отречения и продолжил проповедовать лютеранские идеи, за что был арестован вторично. Как ни удивительно, ему удалось бежать – и скоро он снова появился в Виттенберге.
Следующим аббатом в Антверпене стал Генрих фон Цютфен: он также два года учился в Виттенберге и жил в это время в том же августинском монастыре, что и Лютер. Цютфен начал прямо с того же, чем закончил Пропст, – смело принялся учить антверпенских августинцев лютеровому богословию. Однако 29 сентября 1522 года, в день святого Михаила, Цютфена обманом, под ложным предлогом выманили из монастыря и арестовали, а антверпенской обители учинили форменный разгром. Вот как описывал это Лютер в письме к Венцесласу Линку:
Братию изгнали из монастыря; некоторых схватили и держали в разных местах; нескольких после того, как они отреклись от Христа, отпустили из-под стражи, другие же стоят твердо и по сей день… Все монастырское имущество продано. Церковь и монастырь закрыты и запечатаны, говорят даже, что их снесут с лица земли. Тело Христово с великой торжественностью, словно спасенное из рук еретиков, перенесли в церковь Пресвятой Девы, где его с великим почтением приняла госпожа Маргарита [Австрийская]. Позорили и наказывали также некоторых горожан, мужчин и женщин (3).
