И почему большинство девиц непременно хотят замуж? Екатерина замуж в ближайшее время не собирается. Она так сама сказала, ну или дала об этом понять – ее цель учеба, а не семья. Тогда теоретически ничего удивительного в том, что она могла стать его любовницей, нет.
И вообще, какая разница – фальшивая невеста или фальшивая любовница? Это всего лишь слова, и ничего более. «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет», – вспомнил Генрих бессмертного Шекспира. Уж наверное тот знал, что говорил.
Екатерина так и останется чистой и непорочной девушкой, как ее ни назови. Ведь это только безобидная ложь, не более. Никто же не намерен объявлять о ее «беременности» во всеуслышание. Так не все ли равно, как ей называться. Просто надо доходчиво объяснить это девушке, и инцидент будет исчерпан. Жаль, но она вряд ли это поймет…
Генрих прекрасно отдавал себе отчет в том, что все его доводы хороши только для него самого. К тому же логика у женщин своеобразная. А у девиц ее вообще нет.
Хотя, конечно, отличие между невестой и любовницей все-таки есть, и немалое… Особенно если любовница еще и беременна…
Екатерина сидела в гостиной и читала свою «Практическую ботанику». Услышав его шаги, вздрогнула и чуть не выронила из рук книгу. Девушка была напряжена до предела. Генрих ободряюще ей улыбнулся, правда, выглядело это несколько натянуто. Она устремила на него глаза, полные ужаса.
– Все прошло нормально, – успокоил ее Генрих, чтобы раньше времени не вызвать лишних вопросов. – Давайте пройдемся по парку, надо обговорить детали. Отец хочет видеть нас вечером. Нам желательно казаться влюбленными и счастливыми.
– Я уже жалею, что согласилась, – призналась Екатерина, продолжая с тревогой глядеть на Генриха.
– Теперь поздно что-то менять. Все сложилось неплохо. Отец не гневается. На вас, по крайней мере, – он старался придать своему голосу уверенность, но от девушки, очевидно, не ускользнула напряженность в его словах.
На этот раз Генрих повел Екатерину в самый отдаленный уголок парка, в полуразрушенный старинный павильон на берегу пруда. Он не знал, как она поступит, но предполагал, что проклятий, упреков, а возможно, и громких криков в свой адрес выслушает немало.
– Отец одобрил нашу помолвку, – начал Генрих издалека, невольно стремясь оттянуть неприятный момент. – В ближайшее время я положу на ваш счет в банке оговоренную сумму или выдам вам наличные. Как пожелаете. Кроме того, я прибавлю еще столько же за непредвиденный поворот нашего плана.
– Вашего плана, – поправила его Екатерина. – Итак, что за поворот?
Генрих замялся и стал думать, как бы поделикатнее объяснить возникшую проблему.
– Ну, говорите же, – поторопила его девушка.
Генрих продолжал тянуть время. Хотя прекрасно понимал, что это не имеет смысла и буря неумолимо приближается.
– Отец очень высокого мнения о вас… Так же как и я, – поспешно добавил он.
– Это вы уже говорили утром, – она начала беспокоиться. – В чем дело?
– Отец считает, что я недостоин вас. С этим тоже не поспоришь… – молодой повеса неподдельно вздохнул.
– Довольно ходить кругами! Что не так? – ее нетерпение нарастало с каждой минутой.
– Он хотел отговорить вас от опрометчивого шага связать со мной свою жизнь….
– Вы же сказали, Александр Львович согласился?
– Согласился, – обреченно подтвердил Генрих.
– Так что же все-таки за непредвиденный поворот? Что вы мнетесь?
– Прошу вас, постарайтесь отнестись к этому спокойно… – через мгновение должна была грянуть буря, и Генрих мужественно приготовился встретить ее первый удар.
– К чему? Ну же! – прикрикнула девушка нетерпеливо.
Весь запас ее терпения был исчерпан. Барон посмотрел ей в лицо и как можно более бесстрастно произнес:
– Мне пришлось сказать, что вы ждете от меня ребенка.
Екатерина остолбенела. Она не верила своим ушам.
– Что? – беззвучно спросила она.
Затем девушка побелела, как полотно, и обессилено села на обломок колонны. Генрих подумал, что она вот-вот лишится чувств. Но Екатерина сразу же пришла в себя, и ее темные глаза метнули молнии. Генрих понял, что Шекспира лучше, пожалуй, не поминать.
– Негодяй! Вы опорочили меня, запятнали мое честное имя! Как, как вы могли себе такое позволить! Я разрываю эту сделку. Мне не нужны ваши грязные деньги!
– Успокойтесь и послушайте! – пытался воззвать к ее благоразумию Генрих.
– Ничего мне не говорите! Я не желаю слушать такого мерзавца, как Вы! – она резко поднялась и решительно направилась к выходу из павильона.
– Да, пускай я негодяй и мерзавец. Но вы не уйдете отсюда, пока не дослушаете меня, – Генрих преградил ей путь.
– Хорошо, я выслушаю вас. Но не надейтесь, я молчать не буду! Ваши деньги не заткнут мне рот! Я не возьму их! Не все можно купить! – с негодованием ответила Екатерина, гордо вскинув голову и с презрением глядя ему в глаза снизу вверх, – Я выслушаю вас, а потом все расскажу вашему отцу! Пусть думает обо мне что хочет, пусть с позором выгонит меня из дома как алчную проходимку. Но вас он просто перестанет уважать после всего этого! – от злости ей стало не хватать воздуха, и она с трудом перевела дух.
– И кому от этого будет лучше? Меня лишат наследства и проклянут. Я уже говорил, что смогу и без отцовской поддержки жить безбедно. Разрыв с семьей для меня будет трагедией, но я это как-нибудь переживу. Вас отец сочтет аферисткой, вы ведь приняли предложение его негодяя-сына. А возможно, он поверит в вашу беременность, и что? Уж тогда ваша репутация точно пострадает! Сейчас все еще можно исправить – я убедил отца не спешить со свадьбой. Он уедет, у вас произойдет «выкидыш». Вы разорвете со мной помолвку. Все как договаривались. О вашей «беременности» никто никогда не узнает.
– Я не беременна! – прорычала Екатерина. – Подлец, как вы все продумали! Как все рассчитали! Вам плевать на мою честь!
– Убеждать вас сейчас, что это не так, бесполезно, я думаю… Давайте доведем все до конца, мы уже перешли Рубикон. Поздно поворачивать, – Генрих старался урезонить ее своими вескими доводами.
– Хорошо. – Екатерина сердито мерила шагами руины павильона. – Хорошо, мы доведем все до конца. Я возьму ваши деньги! Да! Да! Да! И я буду презирать вас всю оставшуюся жизнь! И себя тоже! Как же я вас ненавижу! Как ненавижу! – она размахнулась, чтобы дать фон Бергу пощечину.
Тот мгновенно перехватил и сжал до боли руку девушки. Приблизил свое лицо почти вплотную к ее и гневно прошептал, разделяя слова:
– Никогда, слышите, никогда не замахивайтесь на тех, кто сильнее вас!
Глаза Екатерины потемнели он ненависти. Она попыталась вырвать руку, но Генрих крепко держал ее. Тогда она со всей своей злобой вцепилась зубами в его показавшееся из-под рукава запястье. Барон невольно разжал пальцы и отдернул руку. Укус был очень серьезным.
