Вполне можно списать это на беременность. На беременность! Какой же он все-таки мерзавец! Девушка снова начала злиться на Генриха и его аферу. И снова захотелось его ударить. Как он сильно схватил ее за руку! На запястье остался синяк – как браслет. Грубиян, посмевший угрожать ей! Мало она его укусила. Девушка никак не могла унять свою бессильную злость, переходившую в отчаяние.
Она причесалась, немного припудрила лицо… Это не улучшило ее душевное состояние, но вид она приобрела аккуратный и можно было показаться людям, не рискуя их напугать.
Близился вечер. Екатерина села у окна и стала ждать Генриха. Она не будет выходить из комнаты, пусть тот сам придет за ней – это нужно, прежде всего, ему.
Девушка не ошиблась, через некоторое время в дверь тихонько постучали. Она молча отворила. На пороге стоял Генрих.
Их взгляды встретились. Он не отвел глаз, но смотрел отчужденно, она – с нескрываемой ненавистью.
Генрих пропустил девушку вперед, и они молча пошли по длинному полутемному коридору в кабинет Александра Львовича. Екатерина радовалась, что Генрих молчит – любое его слово или даже попытка извиниться немедленно вызвали бы у нее прилив гнева и бурю эмоций. Наверняка она бы разрыдалась перед этим негодяем, а ей не хотелось выглядеть слабой и беспомощной.
Генрих открыл дверь кабинета, вошел первым и за ним, с опущенной головой, появилась девушка. Она думала только об одном – как снова не заплакать.
Барон стоял у окна. Он тепло смотрел на Екатерину, но она не смела поднять на него глаза.
– Дитя мое, не бойся, подойди, – голос Александра Львовича звучал негромко и приветливо.
У Екатерины подкашивались ноги и слезы снова навернулись на глаза. Она подошла, и барон поцеловал ее в лоб. От этого ей стало еще хуже, и она почувствовала себя последней дрянью. Слезы невольно потекли по ее бледным щекам.
Сейчас она себя ненавидела даже больше, чем Генриха. Барон достал платок и по-отечески вытер ее щеки.
– Ну, ну, ну… Полно… Все не так плохо. Присядь, Катенька. Можно, я буду тебя так называть? – старый барон говорил очень ласково.
Она молча кивнула. Слезы не останавливались и капали ей на платье, оставляя мокрые круги, подобно каплям дождя. Барон опять заботливо промокнул ей слезы и отдал платок. Она скомкала его в руке и судорожно вздохнула, вздрогнув всем телом. Александр Львович погладил ее по плечу:
– Как тебе известно, я дал согласие на вашу помолвку. Не смущайся. Ты мне теперь как дочь. Генрих все рассказал мне. Он, конечно, не подарок. Но он непритворно любит тебя, и я думаю, ты сможешь благотворно влиять на него. Но не хочу утомлять тебя. Тебе теперь будет неуместно и трудно выполнять обязанности гувернантки. Я обещал Андрюше, что этим летом он поедет к дяде, брату его матери. Завтра он уезжает, и тебе не надо будет больше утруждать себя утомительными занятиями с ним. Видно, что ты переволновалась, иди, отдыхай, набирайся сил. Теперь тебе надо себя беречь. А завтра мы все обсудим, – барон был очень добр и деликатно подбирал слова, чтобы нечаянно не ранить чувства Екатерины.
– Благодарю вас, – только и смогла произнести она.
Выйдя из кабинета, она медленно, тихими шагами пошла на веранду. Свежий ветер немного приободрил девушку. Вскоре появился Генрих. Они опять долго молчали. Наконец барон сдержанно и проникновенно заговорил:
– Я искренне прошу у вас прощения. Мне жаль, что это причинило вам боль… – в его словах слышалось неподдельное раскаяние, но Екатерину это не тронуло.
– Я вас никогда не прощу. Лучше не извиняйтесь. Что вам сегодня еще надо? – бесцветным голосом спросила девушка.
– Хочу отдать вам обещанную сумму. Принести сейчас? – чувствовалось, что ему неловко говорить о деньгах. Да и вообще он выглядел виноватым, что не вязалось с обликом блестящего аристократа. Но девушке были безразличны его моральные терзания. Она ему больше не верила.
– Успеется, – не глядя на Генриха равнодушно сказала Екатерина и неслышными шагами, как тень, ушла с веранды.
Она не могла думать ни о чем другом, кроме как о подлом обмане своего благодетеля. Доброта и благородство старого барона добили ее окончательно, и она ощущала себя никчемным и пропащим созданием.
Девушка вернулась в свои комнаты. Она сказала горничной, что не будет сегодня ужинать, сославшись на головную боль, и попросила ее не беспокоить.
На туалетном столике стоял великолепный букет, присланный утром князем Апухтиным. Девушка задумчиво погладила цветы – они все еще были свежи и прекрасно пахли.
Раз она так низко пала в собственных глазах, может, стоит попробовать выйти замуж за князя Апухтина, когда все закончится? Или за любого другого богатого графа, фабриканта, банкира, купца, да все равно кого?
Не надо будет думать о том, где взять деньги на учебу. Да и учеба тоже будет не нужна – жене богача работать ни к чему. Как сказал Генрих, будет радовать мужа, растить детей. И никаких романтических мечтаний о пользе людям. Люди отлично обойдутся без нее и без ее помощи. Никто никогда не поинтересуется, чем она живет. Даже Алексея ее мечты не особо волнуют. Он спрашивает о них только из любви к Екатерине, просто заискивает перед ней.
Сегодня она поставила во главу угла деньги. Может быть, стоит просто подороже себя продать? Многие девицы выходят замуж по расчету. Раньше она гордо презирала таких особ. А теперь сама мало чем от них отличается. Она тоже оказалась падкой на деньги.
Девушка снова задумчиво провела рукой по цветам и наткнулась на визитку князя: «Уважаемой Екатерине Павловне с поклоном и пожеланием доброго утра от ее верного слуги и преданного друга. P.S. Луну и звезды пришлю чуть позже…» Екатерина невольно вспомнила вчерашний вечер. Князь-то чем ее обидел? Милый и внимательный человек. Ничем ее не оскорбил, не предлагал никаких непристойностей.
Не стоит искать виноватых и захлебываться от жалости к себе. Генрих, безусловно, мерзавец. Но он не принуждал ее под дулом пистолета участвовать с этой афере – она сама позволила себя уговорить. И довольно легко. Сомнения ее тогда не сильно мучили.
Так что не стоит раскисать. В этот раз она поступила глупо и опрометчиво. Надо сделать выводы и двигаться дальше, а не лить слезы попусту.
Екатерина почти успокоилась. Что ж, она разобралась в своих чувствах и действиях. Она продолжит готовиться в Университет. У нее есть цель, и она будет к ней идти, несмотря ни на что.
Глава 10
Поникший вид Екатерины вызвал в Генрихе искреннее сочувствие, и даже сострадание. Впервые за многие годы в его душе шевельнулось давно забытое раскаяние и жалось к кому-то. Девушка ушла, а Генрих в очередной раз за последнее время ощутил себя законченным негодяем. Где-то глубоко в груди было холодно и мерзко.
Хотелось вернуть девушку и попытаться попросить прощения. Но это было бессмысленно. Он знал, что она его никогда и ни за что не простит. И знал это наверняка, с пронзительной ясностью.
