Кристина выбрала не простой медальон – хаддерсфилдской станционной кошке требуется нечто особенное! Кристина видела блестящий ошейник, который купила Энджи, и задумалась у витрины о том, как долго бедная кошечка считала себя мальчиком; поэтому она выбрала маленькой принцессе вокзала медальон в виде очаровательного ярко-розового сердечка. Можете себе представить, что сказал Билли…
Энджи и все остальные старались приучать котенка к шумному вокзалу. Все сотрудники станции любили носить Феликс на плече, но нельзя же делать так всю жизнь! Феликс пора было твердо встать на собственные лапы. Однако если прямо сейчас отпустить ее гулять, ей столько всего угрожало – убежит или кто-нибудь заберет ее себе (Энджи содрогалась, когда задумывалась о том, сколько чужих людей, которые каждый день проходят через станцию), не говоря уже о том, как опасно на путях, если не знаешь, что нужно вести себя осторожно. Феликс исполнилось почти четыре месяца, но она еще многого не знала.
И тут Энджи, кажется, нашла решение – шлейка!
– Купим поводок, – бурно радовалась она, – и будем ее везде водить! Феликс обойдет все платформы собственными лапами, и при этом ей ничего не будет угрожать.
Вскоре Феликс стала счастливой обладательницей ярко-розовой шлейки, которую надевали ей на черную мохнатую спинку, застегивали на шее и под брюхом и пристегивали длинный поводок.
Билли посмотрел на это и страдальчески воздел руки к небу.
– Я не собираюсь ходить с кошкой на поводке, – воскликнул он. – С кошкой! На поводке! Я клоун, что ли? Никогда!
Глава 10. Что доктор прописал
Упирался только Билли, а остальные сотрудники станции Хаддерсфилд с удовольствием делали несколько кругов по станции в компании с Феликс. А скоро стало можно и отпускать ее с поводка.
Железнодорожники не боялись так делать потому, что бдительно присматривали за ней, как родители – или как телохранители, раз уж она теперь выглядела как миллионерша. Гарет часто выходил с Феликс на прогулку, и если она приближалась к краю платформы номер 1, аккуратно отгонял ее от желтой линии и не позволял подвергать себя риску. Надо сказать, что Феликс и не проявляла желания заглянуть в пропасть. Она держалась на почтительном расстоянии от края, и вообще редко отходила далеко. Большую часть времени она проводила около велосипедных стоек.
С ее точки зрения, они были расположены прекрасно: если ее что-нибудь пугало, оттуда можно было в одно мгновение добежать до двери. Феликс мчалась домой, когда слышала, что подходит поезд – рев, а потом визг тормозов по-прежнему вызывали у нее страх, хотя остановившихся поездов она давно перестала бояться. Часто она спасалась в бюро находок, куда вела соседняя дверь. Там добрая Анжела Данн брала ее на руки и гладила, пока поезд не уйдет. Тогда Феликс, осмелев, решалась снова выбраться на велосипедную парковку. Ей нравилось сидеть там и наблюдать за окружающим миром, и теперь она чувствовала, что не упускает ничего: можно спать или играть в помещении, а можно гулять с заботливым спутником.
Все возились с ней, как с ребенком, но саму ее решили уберечь от забот материнства. В середине сентября Феликс исполнилось четыре месяца, и ее снова отвезли к ветеринару, чтобы стерилизовать и чипировать.
– Как ты себя чувствуешь, Феликс? – спросил у четвероногой приятельницы Гарет Хоуп.
Феликс мрачно посмотрела на него зелеными глазами. Потом повернула голову и вдруг перестала его видеть – после операции на нее надели воротник, и обзор у нее теперь был невелик. Феликс терпеть не могла этот воротник. Подняв лапку в белой перчатке, она в очередной раз попыталась сорвать воротник.
Довольно часто ей это удавалось. Белый воротник должен был крепиться к ее ошейнику со стразами, но Феликс ловко приспособилась одной лапой стаскивать ошейник с головы, так что и из воротника научилась выбираться. Тем более, она еще не выросла, и даже рассчитанный на котенка воротник оказался для нее великоват. Следить, чтобы она его не сняла и не добралась до швов, было сущим наказанием.
– Не лезь к ней, приятель, – сказал Билли, который тоже был в комнате. – Пусть посидит в тишине, ей просто нужно оклематься.
Вид у кошки, про которую Билли когда-то говорил, что она хороша, был сейчас очень жалкий. Швы от операции еще не зажили, в ее густой шубе ветеринар выстриг и выбрил здоровенную проплешину на боку. При такой длинной шерсти это место еще долго оставалось заметным, даже когда снова заросло мехом. Феликс больше всего расстраивалась из-за ущерба, нанесенного ее модельной внешности.
– У тебя самого-то как дела, Гарет? – спросил Билли, внимательно посмотрев на него.
Гарет не доучился в университете и устроился на станцию временно, пока не решит, чем хочет заниматься всерьез. Сейчас ему было двадцать четыре года, он проработал здесь уже почти пять лет. Но уходить не хотел… Все сотрудники станции стали ему как родные, их невозможно было бросить, особенно теперь, когда появилась Феликс. Станция Хаддерсфилд стала для него домом.
Гарет не ответил и, перекладывая на столе бумаги, сделал вид, что очень занят. Но чувствовал, что умудренный опытом Билли все еще смотрит на него. За годы совместной работы Гарет стал видеть в Билли отца и наставника. Билли все знал про железную дорогу. Он видел, как люди приходят… и остаются. Не успеешь оглянуться, и вот ты уже тридцать лет прослужил на одной и той же должности и рассказываешь все те же анекдоты все тем же собеседникам, только сам стал старым и седым.
Билли откашлялся и повторил то, о чем уже несколько раз предупреждал Гарета.
– Смотри, парень, – сказал он грубым, хрипловатым голосом, – ты тут застрянешь.
Он взял сигариллу, вышел, и дверь за ним захлопнулась. Гарет вздохнул, обдумывая слова Билли. Тот говорил ему: «Надо шевелиться. А то просидишь на месте года три-четыре, все решат, что ты сложил руки, и другой работы никогда тебе не предложат».
Может, он прав? Гарет не знал. За пять лет на станции он тоже видел, как многие из сослуживцев теряли гибкость – как ни странно, Билли это не коснулось, хотя он работал тут подольше многих. Некоторые из старых работников видели мир только черно-белым, а Билли различал не только полутона, но и яркие краски. Ему нравилось затевать что-нибудь новое. Недавно он предложил устроить в зале ожидания выставку картин, и этот план осуществился следующей весной. Что касается охраны окружающей среды, тут Билли тоже опережал время, и даже получил премию за свои экологические нововведения. Он считал, что вокзал – не просто место, куда приходят поезда, он может объединять горожан, а железнодорожники могут сделать их жизнь лучше.
Так думал не только он. Энди Кроган организовал библиотечку, чтобы люди бесплатно обменивались книгами, а в зале вывешивали стихи местных поэтов и устраивали разные литературные мероприятия. В этом и заключалось обаяние Хаддерсфилда, привлекавшее Гарета: это был не большой бездушный вокзал, вроде некоторых крупных пересадочных станций, но и не тихое местечко на отшибе, где все махнули рукой на будущее. Нет, жители Хаддерсфилда были деятельными.
