Правда, иногда Феликс считала игрой дела, к которым Билли относился серьезно. Как-то в одну неудачную ночную смену Билли работал над квартальным отчетом, аккуратно раскладывал бумаги высоченными стопками и потратил на это не один час. Феликс проскользнула в бригадирскую и с восторгом посмотрела на стопки. А потом промчалась по комнате, скача и подпрыгивая, а бумаги разлетались по всем углам. Стихийное бедствие!
Но пусть ей и не удалось тогда завоевать любовь Билли, внимание железнодорожного начальства она привлекла. В июне 2013 года на станции Хаддерсфилд главный вход впервые оборудовали электронными турникетами – а для ее величества Феликс сделали кошачью дверцу, чтобы она могла свободно входить и выходить. Событие было достойно светской хроники, и о нем написали в прессе. Так Феликс снова попала на страницы «Хаддерсфилдского вестника». На этот раз журналисты взяли интервью у начальника станции Пола. Он сказал: «Пассажиры и сотрудники очень любят Феликс, она неотъемлемая часть вокзальной жизни. Мы делаем все, чтобы и людям, и их четвероногим друзьям было удобно ездить. А у Феликс теперь есть собственные воротца – она из тех котов, которым всегда масленица!»
Дверца была очень эффектная, с синей рамой; на створке была нарисована стилизованная черно-белая кошка, а вокруг – поезда. Картинку рисовали специально по заказу «Транспеннинского экспресса», поэтому на шее у кошки, как и на самом деле, висел ярко-розовый медальон-сердечко. Самой великолепной деталью было имя Феликс над дверцей, написанное красивыми синими буквами, чтобы ни у кого не осталось сомнений, для кого все это сделано.
Но как люди ни старались для нее, Феликс осталась равнодушной. Она снова проявила свой капризный характер и отказалась ходить через дверцу, сделанную специально для ее станционно-кошачьего величества. Если ей нужно было попасть от главного входа на платформу 1, она бежала прямо к кассам и запрыгивала в какое-нибудь из окошек; люди в очереди вздрагивали от неожиданности, но ей было все равно. Милостиво кивнув им, она направлялась дальше, спрыгивала со стола кассира внутрь комнаты и деловито трусила к двери в коридор. Перед дверью она усаживалась и ждала, помахивая хвостом, пока кто-нибудь из слуг не откроет ей дверь и не впустит.
Если касса была закрыта, выбора не оставалось, но дверцей Феликс все равно пренебрегала. Видели, как она к ней подходила, но в последнюю минуту предпочитала протиснуться между стеной и рамой вокруг дверцы: там была щель, куда ей с некоторым трудом удавалось пролезть, чем она и занималась.
Железнодорожники уже привыкли, что Феликс всегда так себя ведет. Энджи заметила, что она перестала пить воду из миски, которую для нее ставили. Вместо этого Феликс запрыгивала на раковину, где иногда капало из крана. Поерзав, она пристраивалась на самом краешке раковины, изящно вытягивала шею и подставляла язычок под капли свежей воды, словно это манна небесная.
С едой она тоже привередничала: иногда жадно накидывалась на корм своей любимой марки «Феликс», но иногда лишь слизывала желе с кусочков мяса, словно выбирая самое лакомое, а остальное не доедала.
Билли считал, что ее избаловали, особенно с дорогим кормом.
– Да просто сходи и купи ей любых кошачьих консервов, – говорил он Энджи. – Вот увидишь, она их съест. Проголодается и съест.
И вот однажды за едой для Феликс пошел кто-то другой и действительно принес ей обычные кошачьи консервы. Фирма была известная, а корм вкусный и недешевый, но не «Феликс», к которому Феликс, верная своему имени, питала страсть.
Вечером, как обычно, Феликс стала тереться Энджи об ноги и мяукать, чтобы ее накормили. Она весь день дежурила на станции и нагуляла аппетит. Энджи положила ей новый корм, поставила миску на пол, и Феликс замурлыкала, радуясь, что ее голод сейчас будет утолен.
Но вдруг мурлыканье прекратилось. Раздувая ноздри и дрожа усами, Феликс принюхивалась к непривычной еде. Опустила голову и недоверчиво пригляделась. Подошла ближе, шумно втянула запах, чтобы уж точно не ошибиться. Потом уселась и посмотрела на Энджи с видом оскорбленного достоинства, словно говоря: «Это еще что такое?»
Энджи пожала плечами.
– Ешь, тебе понравится, – заверила она.
Феликс снова понюхала свой ужин. Затем села и еще раз требовательно мяукнула – но другой еды не было. Как только Феликс это поняла, она отвернулась от миски и сердито ушла – видимо, за книгой жалоб. Неаппетитный корм она оставила нетронутым и больше к нему не подходила.
Энджи пожаловалась Билли, но тот и слушать не захотел.
– Разбаловали кошку, – заявил он. – С жиру бесится. Вот походит голодная и начнет как миленькая есть все подряд. Мы своих так приучили. Не лезь к ней, и она перебесится.
Но ему не суждено было переломить несгибаемый характер Феликс. Человек и кошка начали поединок силы воли, и Феликс не собиралась сдаваться: ее, станционную кошку, устроит только корм, названный в ее честь, и никакой другой. В конце концов Энджи не выдержала, посреди смены побежала в соседний магазин и купила ей «Феликса». Кошка с благодарностью вылизала миску, радуясь, что испытания позади и жизнь наладилась.
Не только на станции, но и в окрестностях пошли слухи о ее королевских замашках. Пожалуй, и тому, что случилось дальше, не стоит удивляться: Феликс пригласили в театр. В ней разглядели звезду и захотели увидеть ее на сцене.
Глава 21. Занавес поднимается
Феликс уже показала себя превосходной актрисой. Общаясь с коллегами, она догадалась, что парой-тройкой трюков можно с гораздо большей вероятностью выманить лишний кусочек лакомства; поскольку ее вес вернулся в норму и бригадиры кормили ее по расписанию, запрет на угощения стал не таким строгим.
Поэтому Феликс научилась садиться к кому-нибудь на стол и поднимать лапку в белой перчатке, словно Оливер Твист: «Простите, сэр, я хочу еще». При этом она придавала своим огромным зеленым глазам такое жалостливое голодное выражение, не хуже Кота в сапогах из мультфильма, что ее поклонникам невозможно было удержаться и оставить ее без добавки.
На платформах каждый день было полно людей с едой, и они тоже очень быстро стали добычей Феликс. Она каким-то шестым чувством угадывала, что человек собирается подкрепиться. Оладьи были еще завернуты в салфетку, а бутерброд не вынут из пакета, а она уже устраивалась чуть поодаль, но на виду. Она подбиралась ближе и ближе, заискивающе поводила хвостом, заранее облизывалась: вот сейчас-то ее накормят.
А если увертюра не помогала, она переходила к более решительным действиям. Иногда запрыгивала прямо на колени к людям, присевшим на скамейку; смотрела им прямо в глаза, не отводя взгляда, и умоляла поделиться всего лишь маленькой крошкой, больше ей ничего не надо… Многие не выдерживали этого безмолвного укора и сдавались. А иногда Феликс даже занималась вымогательством, залезала на чемоданы, если считала, что у их владельцев с собой еда. Железнодорожники подозревали, что кое-кто из-за нее даже пропускал поезд: решая не сгонять ее с колен, а дождаться следующего и несколько лишних минут поиграть со знаменитой станционной кошкой. И хотя коллеги всегда отчитывали Феликс за такое возмутительное поведение – и за попрошайничество, и за покушения на багаж, – ее величество поступала, как ей заблагорассудится.
