– Против игольчатых пистолетов и бластеров? – хмыкнул Тиренс.
– В точку. Оружие нам позарез нужно. Это вы, старосты, живёте с нобилями бок о бок, вот и привыкли «труса праздновать».
Валоне казалось, что мир перевернулся вверх дном. Пекарь дрался с патрульными и смело, без малейшего почтения, разговаривал со старостой! Рик подёргал её за рукав. Она мягко разжала его пальцы и предложила ему поспать. Сейчас ей было не до Рика, она хотела послушать, что ещё скажет Хоров.
– Без вас, старост, нобилям не удержать Флорину даже с их бластерами, – продолжил тот.
На лице Тиренса появилось обиженное выражение, и Пекарь добавил:
– Ты на себя посмотри. Сытый, довольный, морда аж лоснится, одет с иголочки, живёшь в уютном домике. Небось, и книг полно? Отдельная кормёжка, никакого комендантского часа, в Верхний город ходи не хочу. Хочешь сказать, нобили тебе это всё за красивые глаза дали?
Тиренс понимал, что находится не в том положении, чтобы спорить.
– Ну, положим, – уклончиво сказал он. – Но что же нам, старостам, по-вашему, делать? Тоже кидаться с кулаками на патрульных? А смысл? Да, я слежу за порядком в своём посёлке и за выполнением плана, но, со своей стороны, защищаю поселян. Стараюсь им помогать по мере возможности. Разве это ничего не значит? Однажды…
– Да-да, конечно, «однажды»… Только не все доживут до этого «однажды». Когда мы с тобой сдохнем, какая разница, кто будет управлять Флориной? Для нас, я имею в виду?
– Ну, во-первых, я ненавижу патрульных побольше вашего. Тем не менее… – Тиренс прикусил язык и покраснел.
– Продолжай, продолжай, – захохотал Пекарь. – Говори, не бойся. Я не донесу на тебя за то, что ты ненавидишь нобилей. Так почему за вами гнались патрульные?
Тиренс промолчал.
– Ладно, попробую сам смекнуть. Когда патрульные меня дубасили, я заметил, что они злющие, как черти. Словно им самим хвост прищемили, а не потому, что нобили приказали. Уж я-то их хорошо изучил. А это значит только одно: вы избили патрульного. Или вообще убили.
Тиренс опять промолчал.
– Осторожность, староста, штука полезная, главное – не перестараться, – всё так же весело продолжил Пекарь. – Тебе требуется помощь. Они знают, кто ты такой.
– Нет, не знают, – вырвалось у Тиренса.
– В Верхнем городе у вас наверняка проверяли документы.
– С чего вы взяли, что мы были в Верхнем городе?
– Догадался. Спорю на что угодно, вы там были.
– Документы проверяли, но мельком. Сомневаюсь, что они запомнили имя.
– Довольно и того, что ты староста. Всего-то и нужно узнать, кого из старост не было на месте, и разыскать того, кто не сможет отчитаться за свою отлучку. Поди, все провода на Флорине уже докрасна раскалились от донесений. По-моему, вы в беде.
– Наверное.
– Какое уж там «наверное». Помощь нужна?
Они разговаривали шёпотом. Рик давно свернулся калачиком в углу и уснул. Валона же переводила взгляд со старосты на Пекаря и обратно.
– Нет, спасибо, не нужна. – Тиренс покачал головой. – Я… я как-нибудь сам выкручусь.
– Любопытно будет посмотреть, – вновь хохотнул Пекарь. – Ты учёностью-то не кичись, я другим беру. Ладно, утро вечера мудренее, может, ещё и согласишься принять руку помощи.
Валона лежала в темноте с открытыми глазами. Постелью ей служило обыкновенное одеяло, брошенное на пол, но разница с её обычной койкой была невелика. В другом углу, тоже на одеяле, крепко спал Рик. Он всегда спал крепко после изнурительных приступов головной боли.
Староста ложиться отказался, опять рассмешив Хорова (который, похоже, готов был смеяться по любому поводу). Пекарь выключил свет, сказав:
– Пусть тогда сидит в темноте, раз уж ему так хочется.
Сон к Валоне не шёл. А вдруг ей вообще никогда больше не удастся заснуть? Ведь она ударила патрульного!
Ни с того ни с сего вспомнились отец и мать.
Воспоминания о них были туманны. За годы, пролёгшие между жизнью с родителями и нынешней, Валона почти заставила себя забыть их лица. Теперь ей припомнилось, как они, думая, что дочь спит, перешёптывались ночами. А ещё – люди, пришедшие из темноты.
Однажды ночью Лону разбудили патрульные и принялись задавать вопросы. Она плохо понимала, чего от неё хотят, но постаралась ответить. После этого родители исчезли. Уехали, как ей было сказано. Лону отправили на работу, хотя другие ребята её возраста ещё два года наслаждались свободой. Люди косились на неё и не позволяли своим детям с ней играть, когда она возвращалась домой. Валона научилась уходить в себя. Научилась молчать. Её прозвали Лоной-Орясиной, насмехались, считали тупицей.
Почему этот ночной разговор навёл на мысли о родителях?..
– Валона.
Шёпот раздался так близко, что чужое дыхание колыхнуло её волосы, и был так тих, что она едва его расслышала. Валону охватил страх пополам со смущением: голое тело укрывала лишь тонкая простыня.
– Молчи, – продолжил голос старосты, – и слушай. Я ухожу. Дверь не заперта. Но я обязательно вернусь, слышишь? Ты всё поняла?
Она нащупала руку старосты и пожала. Похоже, такой ответ его устроил.
– Позаботься о Рике. Не спускай с него глаз. И ещё, Валона… – Он помолчал. – Не слишком-то доверяй Пекарю. Я его не знаю. Поняла?
Потом что-то прошелестело, скрипнуло. Ушёл. Валона приподнялась на локте. Тишину нарушало лишь сопение Рика и её собственное дыхание.
Она крепко зажмурилась в темноте и принялась думать. Почему староста, который знает всё-всё на свете, так отозвался о Пекаре? Ведь тот их спас и патрульных он ненавидит? Так почему?
На ум пришло только одно: Пекарь уже был там, на улице. И когда тучи окончательно сгустились над их головами, принялся действовать. И действовал быстро. Словно всё было подстроено заранее, а Пекарь только того и ждал. Странно, очень странно. Если бы не слова старосты, она бы сроду об этом не подумала.
Громкий, насмешливый окрик расколол тишину:
– Эй! Ты ещё здесь?
Валона окаменела в луче света. Немного придя в себя, натянула простыню до самого подбородка. Луч метнулся в сторону. Она сразу узнала говорившего. В полумраке темнела приземистая мощная фигура, подсвеченная опущенным фонариком.
– Надо же, я думал, ты тоже с ним уйдёшь.
– С кем, сэр? – пискнула Валона.
– Со старостой. Ты же знаешь, что он смылся. Не юли.
– Сэр, он вернётся.
– Это он тебе так сказал? Что ж, дурак будет, ежели вернётся. Патрульные его схватят. Если он не тупой, твой староста, то сообразил, что дверь была отперта неспроста. А ты разве не собираешься бежать?
